– Что тебе известно о друзьях твоего хозяина? – неуверенно спросил я. – У меня есть имена Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.

– Я встречался с ними. – Подмастерье снова прищурился. – Хорошие, честные люди.

– Они могли бы дать отчет о своих перемещениях в ту ночь, – сказал я с ободряющей улыбкой, – но их нигде не видно уже несколько дней.

– Я тоже не видел их после убийства.

– Маккендрик – шотландская фамилия, – напрямик сказал Николас. – Совсем недавно мы воевали с шотландцами.

Рук гневно посмотрел на него.

– Паписты выгнали мастера Маккендрика из Шотландии за то, что тот называл душу папы вонючей менструальной тряпкой. А так оно и есть.

– Элиас! – одернул его Оукден. – Не говори таких слов в моей мастерской.

Я умиротворяюще поднял руку.

– А был мастер Грининг близок с какой-нибудь женщиной? Ведь твой хозяин был еще молодым человеком…

– Нет. С тех пор как его бедная жена умерла, он посвятил себя своей работе и служению Богу.

Я уже обдумывал, как бы ввернуть Элиасу вопрос о его участии в религиозных дискуссиях между его хозяином и друзьями, когда Овертон вдруг выпалил:

– А как насчет этого Джурони Бертано, которого, я слышал, мой хозяин упоминал наверху? Твой хозяин знал его?

На лице Рука отразился страх, и его напускная грубость моментально исчезла. Он попятился.

– Откуда вам известно это имя? – спросил он и посмотрел на Оукдена. – Хозяин, этих людей послал епископ Гардинер!

Не успел Джеффри что-либо ответить, как его подмастерье с покрасневшим от страха и злобы лицом закричал на меня:

– Подлый горбатый папист!.. – и с этими словами ударил меня по лицу, отчего я пошатнулся.

Парень бросился на меня и, учитывая его размеры, вполне мог бы меня покалечить, если б Николас не схватил его за горло и не оттащил в сторону. Юноша вырвался, вцепился в Овертона, и оба повалились на пол. Мой помощник схватился за меч, но Рук оттолкнул его и бросился в открытую дверь типографии, и его шаги загремели по лестнице. Я услышал крик жены Оукдена «Элиас!» и стук входной двери.

Через секунду Николас был уже на ногах и бросился вниз по лестнице вслед за беглецом. Оукден и я смотрели из окна, как мой ученик стоит на людной улице, глядя по сторонам, высматривая Элиаса, но тот уже скрылся. Парень знал эти улицы и переулки как свои пять пальцев.

Джеффри уставился на меня с изумлением и тревогой.

– Почему это имя вызвало у него такой ужас? Я никогда не видел Элиаса таким.

– Не знаю, – тихо ответил я, вытирая кровь со щеки.

Вернулся Николас.

– Убежал, – сказал он. – Вы ранены, хозяин?

– Нет.

Лицо печатника потемнело от гнева.

– Элиас так перепугался, что вряд ли вернется. – Он вперил взгляд в Овертона. – И теперь мне надо найти нового подмастерья, когда работа в разгаре… А все из-за того, что ты сболтнул это имя. Мастер Шардлейк, с меня хватит. Я больше не хочу заниматься этим делом. У меня есть работа, и на мне жена и дети.

– Мастер Оукден, мне очень жаль, – вздохнул я.

– И мне тоже. Мне жаль, и мне жутко страшно. – Переводя дыхание, Джеффри снова выглянул в окно. – А теперь, пожалуйста, уйдите. И прошу вас, больше не впутывайте меня в это дело.

– Я постараюсь обеспечить, чтобы вас больше не беспокоили. Но если Элиас все же вернется, не могли бы вы сообщить мне об этом в Линкольнс-Инн?

Оукден не обернулся, но устало кивнул.

– Благодарю вас, – снова сказал я. – Мне очень жаль. – Затем я повернулся к Николасу: – Пойдем, ты.

* * *

Я быстро пошел по Патерностер-роу. Лицо у меня болело от удара Элиаса. Скоро появится очень милый синяк.

– Нужно пойти к констеблю, – сказал Николас. – Побег подмастерья от хозяина – проступок…

– Мы еще не знаем, сбежал ли он, – ответил я. Кроме того, я не собирался вмешивать в это власти – во всяком случае, не посоветовавшись с лордом Парром. Остановившись, я повернулся к своему спутнику: – О чем ты думал, назвав это имя?

– Я услышал, как вы и мастер Оукден говорите о нем, когда подошел к двери. Это показалось мне важным. И я подумал, что будет неплохо припугнуть этого наглеца.

– Разве ты не видел, что под своей наглостью он скрывает страх?

– Я видел только, что он разговаривает с вами не так, как подобает неотесанному подмастерью с человеком вашего ранга.

– Да, Николас, ты помешан на рангах и классах, а Элиас раздражал тебя, и тебе захотелось поставить его на место. Я старался успокоить его, чтобы завоевать доверие этого паренька. Разве ты не знаешь поговорки, что не стоит пришпоривать коня сверх меры? Из-за тебя мы потеряли нашего самого ценного свидетеля.

Овертон, казалось, упал духом.

– Вы сказали, что я могу задавать вопросы.

– После того, как хорошенько их обдумаешь. А ты не раздумывал, ты просто реагировал на его поведение. Для юриста это самое страшное. – Я ткнул пальцем ученику в камзол. – Больше никогда у меня на службе не изображай из себя галантного джентльмена.

– Мне очень жаль, – сухо сказал молодой человек.

– И мне тоже. А уж как сожалеет бедный мастер Оукден…

– Похоже, это убийство затрагивает самые деликатные религиозные вопросы, – тихо проговорил Николас.

– Тем больше причин и вести себя деликатно, – проворчал я. – А теперь возвращайся в Линкольнс-Инн и спроси Барака, что там нужно делать. И ни слова о том, где мы были. Думаю, даже ты понимаешь всю важность конфиденциальности в этом деле. Теперь я тебя покину, у меня важное дело в другом месте.

Я повернулся к Овертону спиной и пошел прочь, к реке, чтобы взять лодку и добраться до Уайтхолла.

Я спустился по ступеням к Темзе. Вдоль берега стояло множество ожидающих лодочников, кричавших «Эй, на восток!» или «Эй, на запад!», обозначая, куда они намереваются плыть, вверх или вниз по реке. Я подозвал того, который собирался вверх, и он подогнал лодку к ступеням.

Мы проплыли мимо дворца Уайтхолл, и я попросил лодочника причалить к Вестминстерской пристани, чуть подальше. У Общей пристани Уайтхолла слуги выгружали из другой лодки огромные вязанки дров, вероятно предназначавшиеся для дворцовых кухонь. Мне снова вспомнилось о вчерашнем сожжении, и меня передернуло. Лодочник странно посмотрел на меня. Я опустил глаза и стал разглядывать его руки, поднимавшие и опускавшие весла. Это был молодой человек, но руки у него были натруженными и узловатыми. Я знал, что с годами лодочники приобретают болезненный артрит, суставы у них на руках теряют гибкость и застывают в согнутом положении. И это только ради того, чтобы перевозить богатых людей вроде меня куда им надо.