Мне не очень-то понравилось, что я и мои друзья — «эти за спиной», но пока что казалось, что лучше промолчать и подождать развития событий. Зато Проныра, ни капли не смущаясь, продолжил:

— О многознаменитая краса, перед тобой те, кого сказители твоей славной страны именуют «детьми ложных богов» — и каждый из них высокородный знатный муж своего племени. Один — князь эльфов, другой — лорд орков. Тебе, несомненно известно, о осведомленнейшая из владычиц, что оба эти титула являют собою нечто среднее между званием тана и короля, которые единственно приличествуют благородным людям твоей страны. Оба они великие воины, каждый по-своему, и полны отваги, но оба в свое время были побеждены третьим из этих и дали клятву верно служить ему. Третий, — толстяк ткнул пальцем в меня, я тут только заметил, что он все это время смещается куда-то в сторону, — демон, вызванный из-за пределов доступного нашему пониманию пространства колдовством великого кудесника. Сила его велика, могущество почти беспредельно. Он один своим волшебным мечом бился с целой армией — и не был побежден, он одолел многих героев своего края и совершенно неисчислимое количество простых дружинников, он сразил в битве самого Трорма Оди, о котором слыхали здесь все, он превозмог даже вурдалака, внушавшего страх всем добрым людям и сразил оного у порога его мерзкого неприступного логова. А дочь того вурдалака взял в плен и вот эта дева — она и есть. Совсем недавно, прямо на моих глазах в великой битве моих земляков с северянами она лишила жизни первого воина Архипелага, царя Току Торгича, прокусив ему горло и до капли выпив кровь… Все это диковинные и необычайные существа, равных им не сыщется в целом свете — и все они доставлены к твоему порогу мною, о прекраснейшая, чье лоно ненасытно, чья мудрость несравненна, чье любопытство неудовлетворимо, чьи воины полны отваги, чье королевское могущество непобедимо…

Слова лились и лились из этого бездонного источника красноречия, а сам Проныра все бочком-бочком смещался в сторону, пока не оказался рядом со своим ручным великаном Вторым, за спину которого, кажется, готов был нырнуть. Те есть Проныра был готов к тому, что запахнет жареным, так что ли? Все его слова были как будто лестными, но оставляли неприятный осадок. Какие-то, я бы сказал, грязные похвалы, липкие похвалы. Словно торговец-обманщик нахваливает подгнивший товар… И к чему все это… А мы стояли и молчали — и боюсь, кроме меня никто не понял до конца смысла речи Проныры. Кажется, ни один из моих спутников не овладел в такой мере языком островитян — а здешняя речь действительно представляла собой просто диалект этого языка. Или наоборот… В общем, я кажется должен был что-то предпринять, но вместо этого слушал как болван, не понимая, что, собственно, происходит… Из ступора меня вывел голос Фильки:

— Эй, он что — продает нас этой бабе, что ли?

— Проныра, что это значит?! — рявкнул я.

Толстяк старательно проигнорировал мой возглас, хотя не мог не слышать — как и Фильку, сформулировавшего свой вопрос на общем. Тем временем, королева, также старательно делающая вид, что мы не возражаем, шажок за шажком приблизилась, плотоядно пожирая всех по очереди взглядом. Ее глазки маслянисто поблескивали, перебегая с одного лица на другое, пальчики шевелились, напоминая паучьи лапки — она была похожа на толстую кошку, перед которой в ряд выставили несколько мисок ее любимых лакомств (а именно четыре, можно сказать). Рот дамочки приоткрылся в идиотском оскале, она промурлыкала:

— Отлично, купец, отлично. Диковинные гости, редкие и замечательные… О, это сулит многое… много ночей сладостного труда на пути Служения и Познания… Ты угодил мне, купец…

— Как всегда, о несравненнейшая, — гаденько ухмыльнулся Проныра, выглядывая из-под локтя своего Второго, — Но я осмелюсь напомнить о награде, о великолепная… Мне великих трудов стоило доставить таких исключительных гостей к твоему двору, о многославная и обильная достоинствами…

— Да, таких… гостей… — мне очень не понравилось, как она произнесла «гостей», — у меня еще не бывало. Ты получишь сундук наилучших мехов и двадцать перьев из хвоста птицы радонк…

— За каждого, о щедрейшая, не так ли? Итого четыре сундука и восемьдесят перьев…

— Пусть так, о ненасытнейший, — Фея уже, казалось, тут же забыла о Проныре, полностью отдавшись созерцанию.

Я совершенно не привык к такому обращению и к тому, что моим словам уделяется столь мало внимания. Тем более, что Проныра только что изложил мою репутацию. А поскольку эти сведения никого не смутили — мне надлежало проявлять осторожность. Королева сделал еще шаг и остановилась против меня (выбрала из всех, что ли?), провела кончиком языка по полным грубовато подкрашенным губам и протянула ко мне свою лапку… Созерцание ее дрябловатых прелестей окончательно вывело меня из прострации, срочно требовалось что-то предпринять, чтобы прекратить сумасшедший балаган. Я заученным движением выхватил Черную Молнию (так-то, настоящие герои на любые трудности реагируют одинаково — молодецким взмахом меча). Вжик! — вороненая сталь прорезала воздух перед самым носом сексуально озабоченной дамочки и снесла навершие с колдовского посоха, который ведьма сжимала в левой руке. Ее рот искривился, глаза скосились и проследили траекторию падения волшебной цацки… Боже, как она заорала… И что тут началось!..

Старички тут же подскочили и окружили королеву, Проныра юркнул за спину гиганта-рулевого, вояки кинулись на нас, потрясая своими палками и железяками… А она все орала… Если целью ее воплей было известить округу о собственном возмущении — то она своего добилась. Теперь все добрые обыватели в радиусе нескольких километров (ну может быть, за исключением совершенно глухих) знали — ее величество расстроились и орут… как зараза…

Тем временем мы с Филькой и Кендагом встретили набегавших гвардейцев, тогда как Ннаонна на удивление благоразумно обернулась навстречу стражам ворот, которые собрались напасть на нас сзади. Мы втроем управились раньше — и я успел полюбоваться, как работает вампиресса. Когда я обернулся, на ногах еще стояли трое, а наша девочка металась среди них как вихрь. Раз, два — и все враги повержены, мне даже показалось, что двое вояк проткнули копьями друг друга, промахнувшись, когда она пролетала между ними… Впрочем, я не уверен, так как ее движения опережали и мой глаз… Короче говоря, так или иначе — ворота, которые эти дурни не подумали закрывать, были свободны. Мы и бросились туда. Я притормозил, заметив, что старые пердуны, сгрудившись вокруг своей сирены, нацеливают нам вслед магические жезлы и ноют какие-то заклинания. Заколдованных доспехов у меня не было, но имелся амулет, который должен был так или иначе помочь. Поскольку у моих друзей не было и такой защиты — не оставалось ничего другого, кроме как постараться прикрыть их. Я остановился вполоборота к врагам и поднял меч, заслоняясь его широким лезвием — ничего более похожего на щит у меня не было. Наконечники посохов качнулись в мою сторону — и с них сорвались сгустки зеленого пламени. Левую руку обожгло, но это ерунда — большую часть злой магии принял багровый янтарь на лезвии Черной Молнии. Буквально всосал, впитал. Я ведь уже замечал новые свойства, приобретенные мечом той страшной ночью у Северных ворот Альды. Теперь он жадно поглощал любой концентрированный поток маны — сфокусированный в боевом заклинании тоже. К счастью.