Выкопанные ямы под устанавливаемые опоры для подвесной дороги напомнили с утра Софье о том, что сейчас уже хоронят Влада и Олега.

Вокруг ям суетились чернорабочие. Их контролировали двое французов из австрийской компании, где сделали заказ Клод и Миша.

Вчера оба они отужинали на дне рождения Клода. Английский они знали не очень хорошо, а русский и вовсе еле-еле, так что улыбались и напивались прекрасными молдавскими винами. Именинник наигрывал на своем новом синтезаторе известные мелодии и собственные импровизации. Он даже сыграл каждому гостю его музыкальный портрет. Веселый и разухабистый получился в музыке Миша, Фредик был представлен некой серией «бегущих и прыгающих мячиком» звуков, Махмуд и Арна были почтены восточным экспромтом, ну а Софи… она звучала для Клода как бурная река, вокруг которой стеною стояли цветы – ярко, звонко и сладостно.

Она поцеловала Клода в губы и попросила сыграть его автопортрет. И им стал звук бушующих волн.

Кстати, братьев-молдаван тоже позвали на праздник. Они налегали на салаты и откровенно рады были сидеть за столом, а не метать на него блюда. Ведь гости все брали сами.

Махмуд с беременной Арной сидели рядышком, и женщина не могла оторваться от соленых огурцов и вяленых помидоров. Она время от времени косилась на Соню виновато. Но на Клода украдкой кидала взгляды побитой собаки, которая любит хозяина, несмотря ни на что.

Соня смотрела на мужа с обожанием и не могла насмотреться. К уже традиционному восторгу от его необычайной красоты примешивалось ощущение возможной потери, которой только что едва удалось избежать. Клод ткнул легонько жену в бок локтем.

– Эй, я не привык, чтобы ты смотрела на меня, будто на икону. Или… как в последний раз. Вчера я не умер, а сегодня и вовсе будто заново родился.

Ангелы Софьи и Клода столкнулись локтями, слушая мысли подопечных. И Ангел Клода сказал, будто оправдываясь, Ангелу Сони:

– Ну, ты-то знаешь, что те, чья душа выгорела, не подвластны созидательным силам. Они творят зло не по нашему плану.

Следующим утром в саду Таубов, куда выходило окно спальни, было так мучительно красиво, так волнующе пели птицы. Софьины располневшие белые груди выглядывали из-под одеяла так призывно! Клод буквально впился в сосок губами.

Соня сперва вздрогнула спросонья, но потом, по мере того, как муж мял и покусывал ее грудь, а потом перешел к шее, она прерывисто вздыхала, в горле что-то защекотало. И она вскрикивала все громче. А Клод вжался в нее, будто надевал на себя ее тело. Он весь был внутри и снаружи, но пока не двигался. Он дрожал от возбуждения и какого-то другого чувства, будто готовился к прыжку. И он вонзился в нее так, что Соне показалось, будто его член дошел рывком до горла.

У него в голове поднимался горячий туман, сердце билось в горле, он в буквальном смысле слова толкал ее собою по сердцу, ускоряя его бег. Он развел Софи ноги, согнул в коленях и буквально подбрасывал ее вверх в каком-то экстазе силы и жизни.

Соня даже растерялась от такого напора:

– Что ты делаешь, – сказала она задыхающимся голосом, – ты размажешь меня сейчас по спинке кровати, – в голосе звучал легкий испуг.

– Я влезаю тебе под кожу. Весь, целиком. Не могу по-другому, не могу вполсилы!

Соня счастливо засмеялась.

– Тогда третьим будешь в моей матке!

Это шутливое напоминание о ее беременности на секунду заставило его остановиться, но потом его снова «понесло». Он вспрыгивал и вспрыгивал. И Соне показалось, что его фонтаном ее подняло над постелью – такая горячая и тугая струя вырвалась внутрь нее.

Клод затих, а потом вдруг спросил с ужасом в голосе:

– Я ничего там не оторвал в тебе? То есть… никого из эмбрионов?!

– Обдал зародышей «душем Шарко», – ответила Соня.

Сама она кончить не успела, поэтому на этот раз осознавала все произошедшее.

– Я снова был слоном в посудной лавке.

– Ты был слоном, пробивающим стену хоботом.

Супруги поцеловались коротко, но сильно.

– Это ты так выпустил пар, – успокоила Клода жена, погладив пальцем по щеке, шее и плечу. Обрисовала контур так нежно, что утихший было тайфун в душе мужа снова шевельнулся.

– Прошу прощения за мой единоличный оргазм. Ты ведь не успела сейчас, – он чувствовал себя теперь, когда чуть остыл, жутким эгоистом. А что если Соне станет плохо?!

Но она снова уснула у него на груди, и ей приснился сон, что под ней вздымается соленое теплое море. И она лежит на поверхности, и сверху по ней перекатываются волны. И она хочет утонуть в этом море, жить на дне его. Это так в ней интерпретировалось желание быть поглощенной мужем целиком. Только он в нее врывался, а она тонула в нем.

Обоих вытащил из эйфории и дремы Фредик. Мальчик вбежал в комнату в Мишином свитере на голое тело и прыгнул на кровать. Клод еле успел прикрыть лежащую на нем Софью одеялом по горло. Ребенок стал их обоих беспорядочно целовать.

– Целователь Фред, – придумал для него отец новое имя.

– И целуемый Фредик, – уточнила Соня, просто бомбардируя мальчишку губами, попадая по спине и ножкам, поскольку в тот момент мальчик душил отца в объятиях за шею.

Группировка Седого собралась на сход. Вскрытие их лидера показало, что он умер от инфаркта. Случилось это с ним в собственной машине в присутствии охраны. Так что, вроде, войну объявлять банде Иллариона оснований нет. Да и воры в законе на сходке Седого осудили за попытку сдать Иллариона ментам.

Проводил обсуждение Лимон – преемник Седого, собственно, для того, чтобы обозначить, что власть перешла к нему.

Но тут из-за киллера группировки возникла тема: Седой послал своего человека похитить бабу, а на деле его чуть не грохнул какой-то иностранец, связанный с Илларионом. Вроде автор музыки, на которую посягал Седой, собираясь отобрать у посредников права на эту «музыкальную парнуху», как он выражался. Может, наехать на этого иностранца и заставить того работать на себя? Ведь права на музыку к нему должны вернуться из-за убийства посредника?

Лимон был ярким блондином с неожиданно круглым пористым лицом – за что и получил такое «погоняло».

Но, несмотря на безобидную внешность, он был садистом и гордецом. Ему хотелось сделать что-то «для самоуважухи». И он решил «вписаться в тему».

Он тоже был наслышан о том, какой фурор произвело новое музыкальное направление. Но теперь, когда стало ясно, что за него ухватился Лари, имело ли смысл тягаться с ним? Для начала Лимон решил взять диск на прослушку – благо, на их студии произвели первую партию. И, прибыв туда за диском, он обнаружил, что в студии орудуют люди Иллариона – он застал там начальника охраны Иллариона и какого-то хмыря в наушниках – звукорежиссера, привезенного Георгием в их оттяпанную у Седого студию.