речь идет об ожогах легкой и средней тяжести… Разве эстетическая косметология не решает эти вопросы? Я думал, что… Я готов это взять на себя. В смысле, оплатить.

Мама Кристины откинулась на спинку стула и принялась изучающе разглядывать Марка. Потом покачала головой.

— Чудной вы человек, Марк Леви. И простите мне мою резкость.

— Нет-нет, не извиняйтесь, пожалуйста. И не отвергайте мое предложение.

Тура невесело усмехнулась.

— В нем нет необходимости. У меня своя сеть косметологических клиник. Все, что можно будет сделать, будет сделано.

— И все же…

— А вот и кофе, — к столу подошли мужчины Кузьменко.

— Мама, Крис можно уже пирожные, как думаешь? — Александр — кажется, это Александр — поставил на стол тарелку с пирожными.

— Пока — нет.

— Придется самим справляться, — вздохнул, наверное, Юрий.

Горячий кофе оказался неожиданно вкусным. Теперь, когда Марк был уверен, что жизни Кристины ничего не угрожает, ему теперь все казалось гораздо более вкусным, ярким, светлым. Оказывается, за то время, пока он не знал, что с Кристиной, мир словно накрылся серой пыльной сеткой.

Но от пирожных он отказался. Есть еще один вопрос, который Марку необходимо обсудить с семейством Кузьменко.

— Скажите, пожалуйста… Я пойму, если вы откажете, но не могу не попросить. Моя дочь… она очень привязана к Кристине. И Кристина тоже… как вы уже поняли, наверное… с симпатией относится к Веронике. Вероника очень волнуется и просит увидеться с Кристиной. Это возможно?

Они молчали. Но Марка не оставляла странное ощущение, что они, все четверо, совещаются между собой. Не вслух. Короткими взглядами, какими-то неуловимыми жестами.

— Дайте мне свой номер телефона, Марк, — первой нарушила молчание Тура. — Мы сейчас как раз идем к Кристине, а потом к лечащему врачу. После я вам сообщу.

— Хорошо. Спасибо.

Тура записала телефон, потом все четверо Кузьменко дружно встали. И, кивнув на прощание, ушли. А Марк смотрел вслед, на то, как крупная смуглая мужская рука придерживает тонкую женскую спину в черном джемпере.

* * *

Марк сидел на скамейке в сквере на территории ожогового центра. Сидел и пытался осознать все, что узнал сегодня. Перед этим он позвонил матери, сообщил новости о Кристине и узнал, как Вероника. Дочь еще спала. Значит, у него есть время посидеть и подумать.

Здесь, на скамейке, в одиночестве.

Кристина жива. Это до сих пор затмевало все другие мысли. Слишком силен был тот, первый ужас, когда Марк подумал, что Кристина погибла в пожаре.

Слава богу, нет. Она жива, здесь, недалеко, сейчас, наверное, общается со своей семьей.

Марк вспомнил слова матери Кристины. Про ожоги. А потом другие слова — Анны Борисовны. Про красивое лицо. Марк пока не мог эти слова как-то переложить на Кристину, хотя и пытался.

У нее сильные ожоги — руки, ноги, лицо. Эти ожоги Кристина получила, когда спасала его дочь. И за каждый ее ожог Марк готов заплатить. Чем надо, не только деньгами.

И, кстати, о деньгах. Ведь и в самом деле шрамы от ожогов на лице и теле одной из самих красивых мировых топ-моделей могут поставить жирный крест на карьере Кристины. Как она дальше будет жить?!

Марк так спокойно и уверенно сказал Туре о пластической хирургии. Марк вообще теперь, задним числом, поражался, как он спокойно держался с семьей Кристины. Зато теперь расползался, как кисель. Когда думал обо всем этом — о пожаре, о жаре, не дающем дышать, об огне, касающемся беззащитной кожи.

Ожоги. Ожоги — это боль. Ожоги — это шрамы.

Как дорого ты заплатила, Кристина, за знакомство со мной. За знакомство, которое мне было гораздо нужнее, чем тебе. Я столько боли и горя принес в твою жизнь.

Но если бы не ты, не твой бойцовский характер, не твоя стойкость, не твоя смелость — и я теперь знаю, от кого у тебя все это — сегодня я бы умер. А так — я жив. И ты жива. И мы что-нибудь обязательно придумаем.

Сообщение от Туры пришло, когда Марк уже подходил к дому — к своему. Ему надо переодеться из лётной формы, взять теплые вещи для Вероники — что-то было дома, хотя основная часть вещей дочери сгорела.

Тура: Посещение возможно ежедневно, с одиннадцати до часу дня. Я оставила распоряжение о том, чтобы вас пустили. Сообщите, когда вы пойдёте к Кристине, чтобы мы с вами не пересеклись и не создавали толчею у ее палаты. Но не в ближайшие дни. Дня через три.

Марк прикинул свое расписание.

Марк: Тогда, если вы не возражаете, мы с Вероникой приедем через четыре дня. Я как раз вернусь из рейса.

Тура: Хорошо.

Марк открыл дверь подъезда и поймал себя на том, что улыбается. Есть ли у него право и повод для улыбки в такой день? Он не знал. Но мысль о том, что через несколько дней он увидит Кристину, поселила тёплый шар в груди. А уж как обрадуется Вероника — Марк даже представить не мог. Шуму наверное будет, визгу.

В тот момент Марк даже не представлял, насколько нарисованная им в воображении картина отличается от того, что произойдет на самом деле.

* * *

— Что вы здесь делаете? Сегодня? Вы же должны были прийти вчера?!

Вопрос, заданный громко и резко, заставил Веронику спрятаться за спину отцу.

— Простите. Вчера я никак не мог.

Степан Кузьменко лишь фыркнул. А Марк, пытаясь хоть как-то отвлечься от того, что творилось у него в голове, принялся разглядывать тех, кто собрался в холле около палаты Кристины. За минувшие дни клан Кузьменко разросся. К нему добавилось еще два человека — молодая женщина, чья принадлежность к этому клану не вызывала сомнений — темные выразительные глаза и черные волосы, и ее спутник, который был, похоже, мужем. По крайней мере, в его чертах ничего общего с мужчинами Кузьменко, кроме богатырского телосложения, не прослеживалось.

— Я еще раз прошу прощения. Я… мы….

— Папочка, а где Христина? — раздался из-за его спины робкий и очень неразборчивый голос Вероники.

Все без исключения Кузьменко — хотя, может, они не все носили эту фамилию — уставились на Веронику. Дочка снова вжалась в его спину. Марк выпрямился и расправил плечи.

Вперед выступила Тура.

— Идите, — сказала коротко. — И, имейте в виду, Марк… — она замялась, а потом махнула рукой в сторону двери палаты. — Идите!

И под