Слепой распрощался с гостеприимным Камышовым и пошёл на базу «Долга». Раз уж всё равно оплатил проход по территории группировки, неплохо заглянуть и туда. Может, какие-то новости удастся разузнать.

Часть Зоны, окружённая блок-постами «Долга», считалась вотчиной группировки, но на деле здесь было не намного безопаснее, чем на территории, которая формально никому не принадлежала. Здесь разве что можно было меньше опасаться встречи с мародёрами — те предпочитали держаться подальше от «долговцев», которые не давали бандюкам спуска. Ну а мутанты сюда проникали точно так же, как и в любой другой квадрат Зоны.

* * *

Пальбу, которая насторожила «долговцев», могли бы услышать и Курбан с Эфиопом — псы обложили их не так далеко от блок-поста. Но эти двое были слишком обеспокоены собственным положением, чтобы прислушиваться к отголоскам перестрелки. Они стояли рядом у костра, рыжеватые сполохи бродили по кустам, тени удлинялись и укорачивались, от этого на тёмной листве вдруг проступали странные силуэты. Снова на границе света и тени возник серебристый пёс, Эфиоп вскинул оружие, Курбан рявкнул: «Нет!» — и верзила не стал стрелять. Призрак — точь-в-точь как прежде — развернулся и прыгнул в кусты… растаял в темноте, не потревожив ни листочка.

— Что делать-то, а? Что делать?.. — растерянно пробормотал Эфиоп.

— Не тратить попусту патронов, понял? — Курбан шагнул в сторону и повёл стволом АКМ, будто ощупывал темноту. — Стреляй, только если будешь уверен, что зверь настоящий.

И тут же грохнул дробовик, потом ещё раз. Курбан обернулся, он был готов отругать «отмычку», у которого не выдержали нервы. Но тут к звёздам взлетел громкий вой раненого пса, мохнатое тело забилось и завертелось в траве. Чернобылец был так занят иллюзиями, что ослабил контроль над стаей, и крупный самец вырвался из-под власти вожака. Эта тупая тварь видела добычу и без колебаний бросилась в бой. Эфиоп торопливо перезарядил обрез. Его дробь разворотила псу лапы, мутант не мог встать, но и не умирал. Он бился, истекал кровью, и запах добычи заставлял стаю беситься. Серебристый силуэт снова показался на миг и тут же пропал, потом объявился в нескольких шагах и опять исчез. Кусты заколыхались, тени замелькали быстрее. Курбан, не спуская взгляда с зарослей, подтолкнул сапогом груду хвороста. Костёр вспыхнул ярче — и пламя отразилось в больших круглых глазах, силуэт крупного зверя проступил во мраке. Этот был настоящий. Но Курбан не успел прицелиться — чернобылец отпрянул и растаял в ночи, зато в кустах показались острые морды. Клыки в свете костра казались алыми, будто уже окрасились кровью. Псы мелькали в листве, подбирались всё ближе. Вожак едва сдерживал стаю, готовую напасть на чужаков. Курбан шумно выдохнул, дал короткую очередь, кусты отозвались воем, тени замелькали живее. Ствол «калаша» ходил из стороны в сторону.

Сталкеры понимали, что, если псы нападут, отбиться будет очень трудно. Двустволку Эфиоп перезарядить не успеет. Два заряда дроби, а потом надежда на один автомат… Рычание сделалось громче, тень за кустами сгустилась — псы вот-вот должны были броситься в атаку. Где-то в отдалении прозвучал одинокий вой: «О-хо-хо…» Голос был высокий, тонкий, так воют щенки. На зов отозвался другой, третий… Потом кусты задрожали, тени под ними сделались тоньше и прозрачнее псы отступили. Курбан покосился на Эфиопа.

— Что это они? — спросил тот, тяжело переводя дух. Курбан сам не понимал, почему свора отступила.

— Что-то случилось, щенки подали голос… Не знаю, что там, но нужно бежать. Хватай рюкзак, потом прикроешь меня.

Сперва Эфиоп забросил за плечи поклажу, потом встал перед зарослями с оружием наготове, пока Курбан хватал свои пожитки.

— Костёр? — коротко спросил блондин.

— Пусть горит, вчера был дождь, всё мокрое. Лес не загорится… Ну давай, давай!

Последние слова Курбан бросил уже на бегу.

Эфиоп задержался, чтобы отшвырнуть сапогом груду хвороста от костра, и припустил следом. Стая ушла в южном направлении, оттуда доносились завывания, иногда низкий рык и, кажется, звуки грызни. Курбан уводил спутника на север, подальше от псов. Убежать они бы не смогли, пустись стая в погоню, но слепым собакам почему-то стало не до них.

— Кто-то, — выдохнул на бегу Эфиоп, — напал… сзади… а?

— Ага… — выдавил из себя Курбан. Хотя рюкзак, который тащил «отмычка», был тяжелее раза в полтора, старший сталкер выдохся намного раньше. Однако продолжал отчаянный бег из последних сил.

Ночью лес выглядит совсем иначе, даже этот молодой лесок, по которому бежали Курбан с Эфиопом, казался зловещим, игра теней под деревьями и переливы серебристого лунного света на полянах странно изменяли ландшафт. Когда ветер шевелил кроны невысоких дубов и клёнов, темнота перемещалась, редколесье наполнялось шорохом и скрипом… Лес не молчал, но завывания мутантов остались позади. Слепые псы охали и скулили совсем далеко, эти звуки медленно гасли, стихали… Иногда подавали голос ПДА, и сталкеры замедляли бег, выискивая невидимые в темноте аномалии… Наконец Курбан почувствовал, что больше не может и бежать.

— Кажется… оторвались… — выдохнул он и опустился в серебристую под лунным светом траву.

* * *

Неизвестный зверь, вожак стаи, заставил Тварь насторожиться. Она ощутила его волю, его прикосновение к собственному сознанию. Это было опасно. Поэтому Тварь решила воспользоваться моментом. Стая охотилась, Тварь подкралась с тыла. Как обычно, пока взрослые бойцы кружили около добычи, самки с детёнышами держались в стороне. На них и напала Тварь. Вожак, конечно, должен был позаботиться о безопасности щенков, однако чернобыльский пёс не слишком обеспокоился присутствием одинокого чужака и сосредоточился на опасной охоте. Будь на месте Твари обычный зверь, даже очень сильный и ловкий, самки сумели бы дать ему отпор. Но этого противника им было не одолеть. Тварь атаковала молниеносно. Жертва её атаки ещё валилась в траву с разорванным горлом, а Тварь уже зависала в прыжке, направленном на новую цель. Слепые суки скулили, метались, но не поспевали за быстрыми движениями Твари. Потом пришла очередь щенков, с этими Тварь расправлялась ещё быстрее. Вой умирающих щенков заставил чернобыльца увести стаю от костра — спасение самок и молодняка было важнее охоты.

Тварь ждала посреди поляны. Ночью кровь кажется серебристой, пока не свернётся, — и чернобылец увидел чужака, застывшего среди серебристых луж и пушистых холмиков-мёртвых щенков. Следом за вожаком на поляну выступили слепые псы, они поднимали острые морды, тревожно втягивая запах крови и смерти. Чернобыльцу стало тяжело удерживать стаю в повиновении — мутанты бесились от желания убивать и от голода. Эти твари всегда голодны, а поляна была завалена пищей. Мёртвые соплеменники были для слепых псов такой же едой, как и любая добыча. Тварь собак не слишком пугала — в её запахе им чудились знакомые оттенки, хотя и мешались с неизвестными, но этот зверь был один против стаи, и стая была готова напасть. Вожак оценивал противника совсем иначе, потому что был зрячим и отлично видел в темноте. Он не только ощущал непривычный запах, но и различал приземистого, плотно сбитого зверя, плавно переступающего мускулистыми лапами. Тварь припадала к земле и кралась к центру полукруга, образованного стаей. Она не боялась, и вожак решил включить этого пса в свору. Чернобылец был опытным старым зверем, он отлично умел контролировать слепых псов и не сомневался, что сумеет справиться ещё с одним. Куда труднее оказалось сдержать стаю, готовую броситься на чужака. Поэтому сперва чернобылец сосредоточился на слепых псах. Те, пусть и неохотно, подчинились. Полукруг распался, псы, подвывая и изредка рыча, попятились — им страшно не хотелось отказываться от драки, тем более что они не сомневались в исходе, их-то много против одного пришельца! Но воля вожака была сильнее; подчиняясь его приказу, псы отступали, поджимали куцые хвосты и скалили клыки.