— Боже мой! — Он продолжал раскачиваться, а из глаз его вдруг потекли слезы. — Получается, что это я Настю убил? Я сам… своими собственными руками… убил… свою Настю… Не может быть… — Калякин говорил с паузами, удивленно и потерянно, отказываясь верить в то, что постепенно становилось ему очевидным.

Я пожала плечами:

— Что спорить? Давайте попробуем добыть доказательства вместе. А если это не получится, просто припрем ее к стенке и вынудим сказать правду.

Он вдруг с силой ударил кулаком по коленке:

— Если все, что вы сказали, — правда, то я задушу ее вот этими руками. — И Роман уставился на свои жесткие рабочие ладони.

— А вот это ни к чему, — вмешалась я в ход его мыслей. — Наоборот. Пока вы должны сделать вид, что ничего не знаете. Я понимаю, это трудно. Но придется взять себя в руки.

Калякин встрепенулся и заговорил более твердым и спокойным голосом:

— Что от меня требуется?

— Вы сможете справиться со своими чувствами?

— Да, постараюсь.

— Надо очень постараться. Иначе никто и никогда не сможет ничего доказать. А теперь слушайте внимательно. Сейчас вы отправитесь домой.

Ираида еще у вас?

— Да. Она сегодня свободна.

— Вот и отлично. Отвлечете ее внимание и снимете слепки с ключей от двери ее квартиры. Потом выйдете на минутку, ну, например, за хлебом или за сигаретами. Слепки отдадите мне. — Я порылась в сумочке, достала кусочек воска, протянула его Калякину. — Доказательства я надеюсь найти там.

Уточняю, что я их найду, если повезет. А если не повезет, то нам придется поступить несколько иначе.

А еще лучше, если все будет в комплексе. Слушайте дальше. Когда я найду или же не найду улики, подтверждающие ее виновность, я вам позвоню. Сразу после моего звонка вы отправите детей гулять, если они дома, и заведете с ней вот такой разговор… — Я изложила ему все, что он должен говорить. — А сейчас объясните свое быстрое возвращение тем, что, не дождавшись автобуса, перезвонили в школу, и Елена Михайловна сообщила вам, что все уже утряслось и приезжать нет необходимости.

— Постараюсь сделать все так, как вы сказали.

— Не постараетесь, а очень постараетесь. И у вас обязательно получится. Помните, что от вашего поведения зависит, будет ли наказана убийца вашей жены.

— А! — Ленка энергично потерла одну ладонь о другую. — Холодно-то как, черт возьми. Неудобно было долго в этой аптеке торчать. Я думала, что ваш разговор быстрее завершится. Ну как, Тань, Роман Николаевич не потерял сознание?

— Слава богу. Не совсем уверена, правда, что он сейчас не испортит все.

— Да ну-у. Не должен. Это же в его интересах.

Поехали быстрее, а то у меня через три часа уроки начнутся.

— Подожди. Сейчас Калякин принесет слепки.

Калякин появился минут через пятнадцать.

— Удалось? — коротко поинтересовалась я.

— Да. Получилось. Только у меня с языка так и рвется сказать все, чему вы меня научили, прямо сейчас. — Не время. Потерпите немного. Я вас заклинаю! Иначе вы все испортите.

— Я постараюсь, — в третий раз пообещал Калякин.

— Сигнализации в квартире у Антоновой нет?

Роман Николаевич отрицательно помотал головой.

— Ну вот и отлично.

Ключи мне изготовил мой давний знакомый мастер всего за четверть часа. Пришлось, конечно же, раскошелиться как следует. Что поделаешь? Работа такая. Многих жертв требует.

Квартира Антоновой располагалась на третьем этаже девятиэтажного дома на Казачьей. Мы поднялись по лестнице. Ленка осталась на площадке.

На всякий случай. На стреме, как выражаются воры, стоять. А я проникла в квартиру Антоновой.

Парика «под блондинку» обнаружить не удалось. От него Ираида, видимо, уже избавилась. Зато магнитофон был спрятан на антресолях в обуви.

То ли она просто пожадничала, то ли думала провернуть нечто подобное еще когда-нибудь. Я извлекла из полиэтиленового мешочка осколок, тот, который мы с Ленкой нашли на чердаке, и приложила его к расколотому корпусу. Он, голубчик! Что и требовалось доказать. Я положила магнитофон на то самое место, откуда его вытащила, и поспешила продолжить осмотр.

Отыскалось и еще кое-что интересное. В бельевом шкафу на нижней полке, в самом уголке я увидела блестки от майки. Зря Ираида такой гардеробчик себе на момент убийства выбрала. Знала бы, что эти чертовы чешуйки и после трех генеральных уборок в квартире все еще будут попадаться то тут, то там, она бы еще трижды подумала. Магнитофон, .показания инвалида, чешуйки — а экспертиза обязательно подтвердит, что они идентичны тем, что имеются на чердаке дома, — это уже кое-что. А потом в парике и с гримом ее могут опознать и те самые алкаши, у которых моя Ленка столь бесцеремонно конфисковала кукурузу. Думаю, что теперь у официального следствия будет вполне достаточно фактов.

Не стоит уточнять, что действовала я в перчатках. Не первый год замужем, как говорится.

Теперь двигаем дальше.

Виктор Иванович прежде всего поинтересовался судьбой осиновых поленьев, но я разочаровала его тем, что сообщила о бессонной ночи.

— Я же почти не прилегла сегодня. Просто с ног валюсь. Я к вам на минутку буквально. Мне необходимо то принимающее устройство, с помощью которого вы слушали Калякиных.

— Танечка, не разочаровывайте меня. Вы не имеете морального права так бездарно распоряжаться собственным здоровьем.

Я только рукой махнула.

— Я потом с лихвой восполню. Давайте прибор.

— Танечка, потерянное вернуть невозможно.

Берегите себя, голубушка.

Я пообещала быть паинькой и умчалась. Подбросила Ленку до школы и отправилась к дому Романа Николаевича. Извлекла из сумочки сотовый и набрала номер Калякина. Трубку взял он сам.

— Можно начинать. Я поблизости. Теперь я на сто пятьдесят процентов во всем уверена — нашла то, что искала. В том числе и магнитофон.

«Ну что, Таня дорогая, — сказала я себе. — Приступаем к завершающему этапу».

И надела наушники.

— Ида, а ты знаешь, сначала я просто догадывался. А потом кое-кто мне все рассказал.

Судя по голосу, Калякин держался молодцом, хотя волнение прорывалось в интонациях. Небольшая пауза. Потом раздался голос Ираиды:

— О чем ты? Я не поняла.

— О Насте. Я знаю, что это ты ее из окна вытолкнула. Но я знаю также, что ты это сделала ради меня. Я тебе даже благодарен. Если честно, то у нас с ней в последнее время далеко не все было гладко.