В университетах и высших школах штампуют дипломированных магов, колдунов и ведьм, будто в конвеллских типографиях – дешевые и пустые бумажные книжонки.

В старые времена переписчики вкладывали в свои пергаменты толику самих себя, наполняя их и жизнью и магией. Книг было мало, но каждая из них несла в мир частицу Силы.

Так было и с учениками. Самые сильные из магов позволяли себе не более четырех-пяти подопечных за всю жизнь. Ведь каждому из них наставник передавал часть собственной Силы, делился сокровенным. Это был обмен на уровне сущностей! Ученик становился кровь от крови, плоть от плоти Учителя. Магическая связь пересиливала даже связи родственные – Учитель становился для ученика и отцом, и богом. Учитель продолжал себя в ученике, и в ученике ученика, и далее в веках… Священная связь охватывала поколения – и множилась, прирастала Сила. Никто не стал бы дробить ее в прежние времена.

А что теперь? Бездарные студенты зевают на лекциях величайших магов современности. Они шастают от одного профессора к другому, хватают понемножку что где успеют. Учителя зачастую не помнят их в лицо, знают лишь по именам в зачетных листах, перепачканных пометом распоясавшегося духа Халявы. Чему можно научить, не делясь и не жертвуя? Чему можно научиться, не принимая слово наставника как священную истину?

Нет, профессор Лапидариус учил иначе. По-старому. Учеников у него было четверо – мог себе позволить, по праву, а не по должности именовался великим. Ученики были молоды, стояли в самом начале Пути. Два человека – Корнелий Каззеркан и Гастон Шин, старательные, прилежные юноши. Оба не отличались выдающимися природными способностями, но упорство и усердие в наше время дорогого стоят. Один эльф – Эолли. Настоящая находка! Эльфы – закрытый народ, они неохотно связывают свою судьбу с инородцами. Эолли был не таков. Он ушел из своего клана, мечтая стать великим магом. Эльфийская магия – коллективная, а гордый юноша желал независимости. Кланам нет дела до других народов, а он грезил счастьем для всех. И он был талантлив, это несомненно. Пройдут годы, и как знать, не станет ли он новым Обероном? И наконец, Септим Хмурый. К какому народу принадлежал этот молчаливый, замкнутый юноша, не мог сказать никто, включая его самого. Мать его, эттелийская маркитантка, подозревала в отцовстве по меньшей мере четверых разных существ, но сын не походил ни на одного из них.

Лапидариус подбирал учеников сам – и ни в одном не ошибся. Каждый из них был трудолюбив, честен и добр. Разные по характеру и склонностям, они выгодно дополняли один другого. Между ними завязалась настоящая, крепкая дружба, которой вовсе не мешал здоровый дух соперничества. По одиночке они пока еще не сделались настоящими, подготовленными магами. Но все вместе в опытных руках Учителя, которому были преданы всей душой и доверяли безоглядно, становились настоящей Силой – Силой, с которой смело можно было идти на подвиги во имя Добра. Идти и побеждать!

Чем ближе они подходили к «началу», тем больше мертвых деревень встречалось на пути. Бродила по округам неприкаянная скотина. Зерно осыпалось из несжатых колосьев, урожай пропадал на корню. Опустевшие домишки хлопали дверями на осеннем ветру.

Трупов в жилищах поначалу не было. Обитатели этих мест не погибли от морового поветрия или войны, они просто ушли, побросав крохи нажитого. Родные места покидали в спешке – на столах оставались недоеденные куски, неубранная посуда. Некоторые избы сгорели, – должно быть, хозяева не затушили огонь в очагах. Уходили не только люди. Ни одного домового гоблина, боггарта или брауни, ни одного колодезника не увидели путники в покинутых селениях. Что за беда приключилась с ними? На этот вопрос обитатели соседних уцелевших деревень отвечать отказывались: «Не ведаем, добрые господа. Не взыщите…» Оно и понятно – боялись накликать.

Потом встретилась первая деревня, откуда жители уйти не успели.

– Вы как хотите, а мне страшно! – сообщила Ильза.

Страшно было всем.

Деревня оказалась знакомой, именно в ней Энка в свое время затеяла неудавшийся грабеж. И если предположить, что трагедия разыгралась сразу после их ухода, даже в этом случае тела не могли разложиться до состояния скелетов естественным образом. Добела обглоданными костями была усеяна деревенская улица – такого даже видавшие виды наемники еще не встречали. Притом что вся домашняя живность пребывала в полном здравии и бегала вокруг без привязи.

– Кто же творит все это? – ужасался принц Эдуард, совершенно не рассчитывая на ответ.

Но сильфида нашла-таки, что ответить!

– Не иначе кто-то вроде нашего Хельги! – брякнула бессовестная девица. – Налицо та же мораль. – И передразнила: – «Скотина невиноватая!»

– Тьфу на тебя! – только и сказал сотник Ингрем.

А Эдуард с Ильзой обиделись и сговорились не общаться с сильфидой целых три часа. Она этого, правда, не заметила.

– Надо поискать в домах теплую одежду, – решила практичная Меридит. – Скоро начнутся холода, а мы в летнем. – И добавила специально для Аолена и благородной амазонки: – Здешним жителям она все равно больше ни к чему. Мародерством это считаться не будет. Честь воинов не запятнаем.

Как ни хотелось поскорее покинуть страшную деревню, пришлось задержаться. Из-за огромного Рагнара: не так-то просто оказалось подобрать одежду ему по размеру. Хотя какое там – по размеру! Налезла бы кое-как – и то спасибо!

В поисках подходящих штанов пришлось обшаривать дом за домом. Пусто и мертво было в них. Причем как-то по-особому…

– Сущности! – прошептал Аолен на ухо Хельги. – Сущности выедены вместе с плотью! Чувствуешь? Попробуй, у тебя должно получиться.

Хельги попробовал. И понял, и содрогнулся.

А Энка вдруг истошно завизжала и прямо с места одним прыжком вскочила на стол. Никто, даже злейший недоброжелатель не упрекнул бы сильфиду в трусости. Потому что когда в безнадежно мертвом доме кто-то из-под стола хватает тебя за ногу – это в самом деле очень страшно.

– Тетенька! – раздался тонкий, жалобный голосок. – Тетенька, подай сухарик, ради богов!

Набравшись смелости прежде остальных, Хельги нагнулся и за шиворот извлек из-под стола нечто почти утратившее облик разумного существа. Энка пригляделась и узнала в ребенке того самого заморыша, из-за которого сорвалось ее ограбление. «Надо же, запомнил!» – удивилась она.

Как несчастному удалось остаться в живых и что приключилось с его родными и соседями, осталось загадкой. И без того недоразвитый ребенок, лишившись человеческого общества, совершенно одичал, даже имя свое не мог назвать. Те редкие слова, что еще сохранились в его памяти, касались главным образом еды. В ответ на расспросы он лишь закрывал лицо ладонями и невнятно бормотал что-то вроде «пришли», «страшные».

Спасатели мира удрученно переглядывались. Они и с нормальными детьми обращаться не умели, не то что со слабоумными.

– Доведем до ближайшего села и оставим, – решил Рагнар за всех. – Боги дадут, найдутся добрые люди, приютят.