- Мать! Это кто? - оторопел Василий.

- Это к Паше, Васенька. Павнов-младший тут же поднялся из-за сто­ла. Кивнул Завьялову:

- Пойдемте на кухню.

Там, придвинув гостю табуретку, сказал:

- Вы на Василия не обижайтесь. Это он на людях такой, да еще и выпил. А на самом деле тяжело ему. Жена на работу никак не может уст­роиться, не берут. Ни прописки, ни образования. За квартиру платят семь с половиной тысяч. За однокомнатную. У самого работа не сахар. В ка­кой автосервис возьмут без регистрации? Да еще за такие деньги? Они не просто машины чинят. Там явный криминал. Это он матери говорит, что все хорошо. И родственники, которые в гости пришли, верят. Но хорошо там, где нас нет. Пра­вильно?

- Наверно, так, - кивнул Александр.

- И вы правильно сказали: родину любить надо. Здесь тихо, спокойно. Красиво у нас очень. И хорошо.

Парень нравился Завьялову все больше и боль­ше. Сколько ему? Двадцать два?

- Ты знаешь, кто я? - спросил он.

- Да, - кивнул Павел. - Машин муж. Мне жаль, что так вышло. То есть, что ее... - Запнул­ся, посмотрел виновато.

- Ты ведь часто с ней беседовал, когда лежал в больнице. О чем?

- О Веронике. Это моя девушка. Маша... Она была... Только не обижайтесь. Тоже одинокая.

- Маша тебе рассказывала о том, как мы ссо­рились? - Завьялов внимательно глянул на Павла.

- Она рассказывала о том, какой вы больной. И что не вы в этом виноваты.

- А скажи мне, только честно, у вас с ней ни­чего не было?

- В каком смысле? - не понял Павел.

- В смысле любви.

- Да что вы! Я люблю Веронику. Очень, А Маша любила вас.

- Это она тебе сказала?

- А разве не видно, когда любят?

- Послушай, Паша. В ту ночь, когда ее убили, ты где был?

- Дома. Спал.

- Кроме матери, кто может это подтвердить?

- Да никто. Мы вдвоем живем.

- А соседи?

- Соседи ночью спят. Часов в одиннадцать вечера я ходил в сарай. Мама вспомнила, что у нас дома кончилась картошка, а с утра - на ры­нок, некогда с ней возиться. Надо же в погреб лезть, потом накрывать, чтоб не померзла. Я взял сумки и пошел.

- Вернулся во сколько?

- Ну около полуночи. Встретился с прияте­лем, из Мамонова. Он шел на Пятачок. Мы пого­ворили минут десять-пятнадцать.

- Значит, ночью тебя видели на улице. Так?

- А почему вы спрашиваете?

- Ты не боишься, что тебя обвинят в убийстве Маши?

- Меня? - искренне удивился Павел.

- Ты ходил к ней по вечерам.

- Это и было-то всего один раз. Когда Веро­ника вернулась в город. Маша сама мне позво­нила.

- Постой... Значит, в тот вечер Маша расска­зала тебе, как у Германа Горанина встретилась с Вероникой! Так? Я ведь знаю, что ты даже предложение ей делал. Но она всерьез увлечена Гораниным.

- Ненавижу его! - скрипнул зубами Павел. - Если бы она была ему нужна, я бы понял. Но он же со всеми женщинами... У него их столько было! А она такая хорошая, чистая. Просто никто не знает, какая она. А красится так ярко и одевается просто назло.

- Назло кому?

- Да всем! Что бы она ни делала, ее все равно I будут ненавидеть. За мать, за отца, за Долину Бед­ных.

- Ты знаешь, что они любовники? Горанин и Вероника.

- Так весь город об этом говорит, - пожал пле­чами Павел.

- А о Германе Маша тебе рассказывала?

- Ну, в общем, - замялся Павел, - кое-что.

- Между ними что-то было?

- Между кем?

- Между Германом и Машей?

- По-моему, они были просто друзьями. Но дружба какая-то странная. Маша всегда называ­ла его по имени-отчеству, Герман Георгиевич. Иногда она ему звонила.

- А тебе той ночью? Когда ее убили. Звонила?

- Нет.

- Значит, вы не договаривались встретиться?

- Нет, конечно!

- Я так и думал. Павел, ты готов за себя по­стоять?

- То есть?

- Если тебя вызовут в прокуратуру, ты смо­жешь доказать свою невиновность?

- Конечно! А зачем вы ко мне пришли?

- Быть может, убедиться в том, что ты неви­новен, - усмехнулся Завьялов. - Видишь ли, Маша не могла открыть дверь чужому.

- Я был дома. Спал.

- Что ж, я тебя предупредил. Пойду, пожалуй. Не буду вам мешать.

- Я выйду с вами.

Пока Завьялов обувался, Павел снял с вешал­ки куртку и крикнул в большую комнату:

- Ма, мы уходим!

- «Ой, мороз, моро-оз!» — грянуло в ответ. На улице Павнов достал сигарету, глубоко за­тянулся. Потом сказал:

- Уеду я отсюда.

- А как же Вероника?

- Она тоже скоро уедет. Если Горанин на ней не женится. А он не женится.

- Откуда ты знаешь?

- Так.

- Ты что-то не договариваешь?

- С чего вы взяли?

- Это я с тобой так мило беседую. В прокура­туре все будет по-другому. Я очень хорошо знаю Германа... Георгиевича.

- Совсем забыл, что вы друзья, - равнодушно сказал Павел. — Но я его не боюсь. Я у него де­вушку не уводил.

- Да причем здесь девушка. - Завьялов помор­щился. - Речь пойдет об убийстве.

Павнов никак не реагировал на его слова. По­молчав, спросил:

- Вас проводить?

- Спасибо, не надо.

Завьялову хотелось остаться одному.

- Тогда мне налево. К однокласснику зайду. Насчет работы надо поговорить. Ему тоже не ве­зет. Может, на Север вместе подадимся.

Александр пожал Павлу руку.

В понедельник с самого утра он ждал звонка Германа. Тот позвонил около полудня. Отчетли­во и громко спросил:

- Ты готов?

- Да.

- Встретимся на Пятачке. Все, давай. ...Сотрудников милиции, приехавших с Гораниным, он знал хорошо. С некоторыми был в при­ятельских отношениях, раньше вместе отмечали профессиональные праздники.

Компания собралась солидная. А если ниче­го не найдут? Что-то Герман подозрительно спо­коен. Будто знает наверняка, что сегодня все ре­шится.

И вновь он" поднимается на третий этаж. Пах­нет кошками и чем-то кислым. Капустой, что ли, квашеной? Вчера лестничную клетку Павновых заливал аппетитный запах тушеного мяса. В дверь позвонил Герман. И вновь открыла Ирина Михайловна. Понедельник, сегодня они не торгуют. Понедельник в N - единственный свободный от рынка день.