XX

ЗА ШЕСТЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ НОН

На следующий день после «большого страха» в домусе на Виминальском холме царило неестественное спокойствие — предвестие беды.

— Расследованию ещё не видно конца, хотя теперь можно исключить из списка подозреваемых Валерия. Если бы это он покушался на твою жизнь, то вчера, разумеется, не оставил бы тебя в живых, — рассудил Кастор.

— Где это видано, чтобы наёмный убийца громко звал свою жертву по имени, рискуя привлечь внимание? — заметил Публий Аврелий. — Я всё более убеждаюсь, что убийца выкрикивал моё имя, чтобы запутать нас.

— В таком случае он добился цели. Когда происходит убийство, то первыми под подозрение попадают члены семьи, потом деловые партнёры, затем женщины, с которыми у покойного были отношения. Но в этот раз никто не совал нос в дела Антония, если только не считать Помпонию, для которой интересоваться чужими секретами — своего рода призвание. Следовательно, давай начнём с жертвы.

— Большой жизнерадостный ребёнок, не способный повзрослеть, щедрый до расточительности.

Аристократ, ветреный красавец, любимец женщин.

— Любимец до известного момента, во всяком случае, по словам подруг Помпонии. Послушать их, так он был тщеславным вроде Нарцисса, что свалился в болото, желая обнять своё собственное отражение, — уточнил секретарь.

— И это плохо согласуется с образом неутомимого любовника, каким рисует его нам Глафира. А у неё, между прочим, имеется точно такая же серёжка, как и та, что найдена на трупе Антония, убитого в то время, когда он задумал некую сделку, которая, возможно, как-то связана с тёмной историей, произошедшей двадцать лет назад в Германии…

— Связь довольно расплывчатая и основана только на путаной памяти Агенора… Кстати, надеюсь, что он довезёт до дома весь свой товар, — пожелал Кастор.

Германец действительно уехал на муле, груженном стеклянными вазочками, на которых был выгравирован силуэт Капитолия, чтобы раздать их родственникам и друзьям как воспоминание о Риме.

— Дело не в памяти, — уточнил патриций, — а в золотом браслете, что принёс удачу Агенору. Эти два топора на браслете — известный декоративный мотив в старинном критском искусстве. И пчелу тоже сделали в те давние времена, а в комнате Бальбины я видел статуэтку из литого золота, она изображала женщину с обнажённой грудью и змеями, обвивающими её руки…

— Богиня змей, почитаемая тысячелетия на Крите… — рассудил Кастор. — Смотри, как любопытно — Эренний, покойный супруг Валерии, долгое время жил там, прежде чем стал пропретором, а потом и наместником провинции.

— Сегодняшнее утро я провёл в библиотеке Августа в поисках сведений об истории острова.

— Увы, мой господин, все, что касается далёкого прошлого Крита, окутано мифическим туманом. Легенда известна: Пасифая, супруга царя Миноса, влюбилась в быка и родила от него чудовище с телом человека и головой быка — Минотавра, которого заперли в лабиринте, построенном Дедалом. Там он жил, питаясь девушками и юношами, которых греческие города обязаны были поставлять ему, пока Тезей не убил чудовище и не вывел всех из лабиринта с помощью нити Ариадны…

— Многое может скрываться за мифами, Кастор. Может быть, существовали в Маре Нострум[57]цивилизации, от которых не сохранилось никаких следов. Посидоний[58] говорил, например, что Платон утверждал, будто за легецдой об Атлантиде должна скрываться какая-то правда…

— Посидоний много чего наговорил, мой господин. Я не стал бы слишком доверять ему, — поморщился секретарь.

— Но история про Минотавра свидетельствует о том, что в далёкие времена Крит был достаточно могущественным и господствовал надо всей Грецией. В Десятой книге своей «Географии» Страбон[59]называет Гортину главным центром острова, хотя существуют ещё более древние города — Кносс, Фестус, Иерапитна, Цидония, которые, наверное, хранят в своих тайниках несметные богатства…

— Сказки! Сколько несчастных и довольно известных людей уже искали знаменитый лабиринт в Кноссе, но так и не нашли даже его следов. Много лет назад было в большой моде охотиться за древними сокровищами.

— А что, если кто-то действительно нашёл их? Браслет, пчёлки и статуэтка из массива золота, украшенные критскими рисунками, вполне могут оказаться частью более значительной добычи.

— Ноу тебя в руках всего лишь жалкая серёжка. Единственный, кто может что-то знать о ней, это Глафира. На твоём месте я незамедлительно явился бы к ней со всеми регалиями магистрата и хорошенько припугнул! — посоветовал Кастор, уходя.

В дверях вольноотпущенник едва не столкнулся с Парисом, который нёс огромную стопку контрактов.

— Мой господин, я понимаю, что у тебя были неприятности, но вот уже много дней как ты не принимаешь клиентов. До сих пор я сдерживал их, предлагая щедрые спортулы, — проворчал управляющий, который не стал, против обыкновения, упрекать хозяина за время, потраченное на беготню за матронами. Было очевидно, что у самого Париса не настолько чиста совесть, чтобы он отважился читать морали. Зенобия стала просто благословением для этого дома, порадовался Аврелий.

— Скажи-ка мне, а как поживает эпиротская рабыня, которую я поручил тебе? — спросил патриций, надеясь смутить управляющего и заставить его отказаться от намерения засадить хозяина за работу.

— Всё в порядке, мой господин…« — ответил Парис, покраснев как варёный рак.

— В таком случае выдели ей небольшое вознаграждение.

— Я уже позаботился об этом, мой господин, — признался вольноотпущенник. И лицо его сделалось пунцовым.

— Эта Зенобия, должно быть, и вправду большая молодчина…

Пунцовый цвет превратился в алый, и Парис выронил из рук стопку контрактов, которые разлетелись по всему полу. Он побыстрее собрал их и, с трудом сдерживая волнение, поспешил исчезнуть, оставив Аврелия за чтением Страбона.

XXI

ЗА ПЯТЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ НОН

Шёл шестой час пополудни, когда сенатор Публий Аврелий Стаций во всей роскоши и величии сенаторского облачения, со всеми куриальными знаками и с огромной свитой клиентов и слуг остановил паланкин на Эсквилинском холме, вызвав любопытство немногих прохожих, задержавшихся в жару на улице.

Из небольшой соседней рощицы показался один из стражей порядка, поставленный там следить за домом Глафиры. Он сообщил патрицию, что у куртизанки находится клиент. Тот прибыл на городском паланкине, долго осматривался, прежде чем войти в дом, словно хотел убедиться, что за ним