и корзина с булочками. Будто бы никем не тронутая, она словно прифотошоплена к этой ужасной картине, но все же манит к себе. Я беру пару булочек, заворачиваю их в кухонное полотенце и стою тут себе, словно никому не нужный диван.

Жду, когда Сеф выйдет из ванной, чтобы я могла представиться. Часики тикают, и с каждым мгновением моя решительность слабеет. Проходит еще шесть минут, и я спрашиваю:

– Сделать тебе кофе?

Ответ прилетает после тяжелого шороха.

– Ты все еще здесь? Проваливай.

«Проваливай»? Какой подонок так обращается к девушке своего брата? Которую он даже в глаза не видел.

Я сглатываю обиду, бормочу «придурок» и закрываю за собой дверь.

По дороге обратно я пытаюсь стряхнуть с себя чувство разочарования. Сеф совершенно не похож на Дома. Он грубый, наглый и агрессивный. В голове не укладывается, как он может быть таким крутым ловеласом, но вести себя как здоровенная деревенщина. Но меня это не должно волновать, напоминаю я себе. Ведь я встречаюсь не с ним.

Сразу после этого меня отвлекает от мыслей сообщение.

Дом: Ты получила булочки? Оказались ли они тем, что ты надеялась увидеть, или, может, удивило что-то еще?

Эвер: Они уже у меня. Была готова им на месте целую балладу написать, как только их увидела. Спасибо ☺

Дом: Сеф не доставил тебе никаких хлопот, верно? У него порой настроение паршивое, особенно по утрам.

Мне даже в голову не приходит сказать ему правду. Я не хочу провоцировать напряженность между братьями. Я знаю, как тесно они общаются. К тому же у меня еще не было возможности расположить к себе Сефа. Может, это произойдет в будущем, хотя сейчас шансы на это невелики.

Эвер: Все прошло без помех.

Звучит расплывчато, но вполне сойдет за правду.

Дом: Отлично. Хорошего дня, крошка.

Эвер: И тебе.

Сегодня у нас свидание вчетвером: Дом и я, Нора и Кольт.

Дом забронировал нам столик в одной из таверн в Беверли. По его словам, там можно в полной мере ощутить ирландский колорит. Мы поехали на машине Кольта – «Рэндж Ровере». По дороге туда Нора вслух размышляет, входят ли в понятие «ирландский колорит» напиться в стельку после воскресной литургии и сменить наши имена на Мэри и Десмонд. Кольт заявляет ей, что это все звучит крайне стереотипно. Он подчеркивает, что Дом – ирландец. Дом же усмехается и поясняет:

– Наполовину ирландец, наполовину англичанин. К тому же мы известны как блестящие поэты и пылкие ловеласы.

Нора издает звуки поцелуев с пассажирского сиденья, повизгивая от восторга. Кольт прикидывается смущенным, непринужденно проводя рукой по ее юбке. На заднем сиденье Дом обвил рукой мои плечи и заключил в объятия. Он целует меня в кончик носа.

– Не хочешь поддержать своего возлюбленного, Эверлинн? – поддразнивает Нора.

– Увы, до поэзии мы с Домом пока еще не дошли, – уклоняюсь от вопроса.

– Ради тебя я готов написать парочку од. – Дом начинает осыпать поцелуями мою шею. Я уворачиваюсь и подношу палец к его рту. Он шаловливо шевелит бровями, делая вид, будто кусает его.

– Так нечестно, – говорит он, при этом мой палец все еще прижат к его губам. – А вдруг я хочу сказать тебе что-то важное?

– Ты уже много чего наговорил за эту поездку.

С передних сидений доносится дружное хихиканье.

– И это я еще пока не выпил, – Дом жалобно вздыхает.

Нора хихикает:

– Он же сегодня за рулем, Эв. Надеюсь, ты помнишь об этом.

Мне кажется, если нас с Кольтом сейчас не было бы рядом, она бы тут же закрутила с Домом. То, как она смотрит на него, словно он единственный парень здесь, меня временами настораживает.

– У меня к тебе вопрос, – невнятно произносит Дом сквозь мои пальцы.

Убираю руку от его рта.

– Что стряслось, мистер Грейвс?

– Не окажете ли вы честь составить мне компанию на праздновании Рождества с моей семьей, мисс Лоусон? – он одаривает меня искренней, честной и доброй улыбкой. – Моим родителям давно пора познакомиться с самой дорогой девушкой в моей жизни. Кто-то же, наконец, должен сказать мне, что я высоко замахнулся, Брэд Грейвс как раз подходит для этой работы.

Сразу же после этого в моей голове возникает мысль: пока еще слишком рано. Мысль, что так серьезно поступать пока не стоит. Мы с Домом встречаемся лишь несколько недель.

Но, с другой стороны, все прошло как нельзя здорово. За это время я пережила больше, чем за шесть предыдущих лет. И я очень долгое время ощущала себя на грани депрессии.

Я уже собираюсь вежливо отказаться от предложения, сказав ему, что я пообещала отцу приехать домой на Рождество – а это действительно произойдет, – и тут же в наш разговор вмешивается Нора:

– Она только за! Не так ли, Эвер?

– Конечно! – соглашаюсь я. – Дело в том, что я уже сообщила отцу…

– Черт. – Дом шлепает себя по лбу. – Ну конечно. Об отце-то я не подумал. Ты обещала к нему съездить на Рождество. Ни слова больше. – Он берет мою руку и поглаживает ее. Остаток пути мы проводим в тишине.

* * *

В таверне я начинаю подозревать, что здесь что-то нечисто. Дом почти не смотрит мне в глаза. Он не закидывает руку мне за спину, как он привык это делать, и не восхищается моим нарядом, выбором блюд и вообще моим существованием. А ем я пас-тушью запеканку[11] и изо всех сил стараюсь не подавать виду, что между нами сегодня все не так уж и странно. И вот я спрашиваю себя, может быть, я не проявляю достаточной благодарности к Дому. Он так органично вписался в мою жизнь. У него прекрасные отношения с моими друзьями, он щедро осыпает меня подарками, вниманием и лучшим сексом в моей жизни. Да, я планировала провести Рождество в Сан-Франциско, но довольно давно рассказывала Дому об этом. Как он мог запомнить?

Кроме того, папа с тех пор не упоминал об этом. У нас с ним даже не состоялось ни одного полноценного разговора с тех пор, как я предложила приехать туда. Не похоже, что его это волнует.

И не похоже, что Дом как-то перегибает палку. Он знал, что я планировала провести День благодарения в одиночестве, а потом пришел, чтобы спасти положение.

Иначе говоря, Дом пытался сделать что-то хорошее, а я не только не приняла его предложение, но еще и должна буду сказать его родителям, что не приду.

В