Батюшка смотрел на нее не моргая.

– На аспида и василиска наступиши… Взываю к тебе, батюшка, и услышь меня в скорби и зле, и яви мне спасение мое.

Батюшка пригладил космы и вытер пальцами уголки глаз.

– Да ты нерусская?

– Наполовину. А на другую половину – латышка.

– Это зримо. – Он перекрестился. – А веры какой?

– Христианской. – Она уже не могла стоять на холоде. – Верую.

– А крест какой целуешь?

– В каком это смысле? – растерялась Кира до того, что забыла о ледяном пекле под ногами. – Какой протягивают, тот и целую.

– Православный или католический? – не уступал батюшка ни пяди церковного пола.

– Православный! – осенило ее. – Православный, батюшка!

– А ну, перекрестись. – Тест продолжался.

Кира истово наложила на себя крест.

И священник голосом Верещагина бросил:

– Ну, заходи.

Место, где батюшка отдыхал, было заперто, и он показал ей лестницу наверх.

Осторожно ступая босыми ногами по деревянному настилу, Кира поднялась и увидела почти пустую комнату. Стоял убогий, как и положено, стол, два заново обтянутых, как она заметила, стула, и в углу – несколько икон с лампадой. Лампада горела, лики святых смотрели прямо на нее, и эта обстановка заставила Киру обмякнуть. Хотелось свернуться клубком и уснуть в тепле, забыв обо всем.

– Так что случилось, женщина? Одета ты странно. Боса. И документов мирских, как я понимаю, тоже нет. Умна, по очам вижу, но зла.

– Чем же я зла?.. – изумилась Кира.

– А кто обещал поутру бесовские проповеди во дворе читать?

Это было единственное противоречие, и Кира постаралась его быстро устранить. Рассказала священнику все. Или почти все.

– Покайся, – посоветовал священник, как он представился, Захарий.

Перекрестившись с чистым сердцем, она ответила, что каяться хочется. Очень хочется. Но не совсем как бы понятно, поможет ли это теперь.

– Он меня еще как проститутку Марецкому передал! – плаксиво пожаловалась она.

– Тьфу!.. – Отец Захарий кивнул головой и махнул рукой. – Бесовское отродье! Да простит им господь грехи тяжкие, ибо не ведают, что творят… Как знал – не хотел здесь служить!.. И что ты с этим Марецким?

Кира сменила тему и поинтересовалась, что ей теперь делать.

– Все, что я могу для тебя сделать, – это укрыть до утра. А еще терпеть и верить.

Он прочел молитву, погладил по голове, сказал, где находится раскладушка с одеялом, еще раз настоял на том, чтобы Кира терпела и верила, и, тихо притворив дверь, вышел. В общем, сделал все возможное, чтобы Кира еще больше утвердилась в собственной глупости и безысходности ситуации.

Было ясно одно: без Киры Грише и его приятелям скрываться на корабле куда легче. Главное, чтобы Гриша узнал, где она. А там до Турции рукой подать. Ночь простоять да день продержаться.

Когда священник вернулся, она попросила его об услуге.

Подумав недолго, он кивнул и поднялся.

– Спасибо, – поблагодарила Кира, укутываясь в теплый плед.

– Не говори мне спасибо, – попросил он. – Случится беда, ко мне нагрянет, к тебе направит, а у тебя для меня раскладушки не найдется? То-то… Спокойного тебе сна.

– Не за раскладушку спасибо…

Он ничего не ответил и вышел.

Нечего и говорить, что Кира провалилась в сон мгновенно.

* * *

Корабль – замкнутое пространство. «Куда ты денешься с подводной лодки» – утверждение верное наполовину, не больше. Деться некуда, но поди-ка поймай! На судне около шестисот пассажиров, сотни лестниц, открытых кают, служебных помещений, десятки ресторанов, баров, кинозалы, танцплощадки с десятками извивающихся фигур – иди найди. Словом, если не сидеть в каюте, шанс выжить увеличивается вдвое.

Гриша с Герой повернули за угол, растворились в толпе, вынырнули из нее и переместились на левый борт.

Но не успели отдышаться, как перед ними возник священник.

– Пресвятая богородица, – не выдержал Гера, – уже?!

– Не богохульствуй, – посоветовал священник. – Кто из вас, грешников, Гриша?

– Ну я Гриша. А кто спрашивает?

– Кира – жена твоя законная?

– Тебе какого хрена надо, батюшка?

– Кира в храме. Пусть отдохнет. А потом забирай ее, и сходите-ка вы поскорее с этой бесовой посудины. До турецкого берега недалеко, да и место судоходное.

– Да, судоходное! Вот это-то и останавливает! – прокричал, стараясь звучать громче, чем музыка на палубе, Гера.

– В каком храме? – не слушал его Гриша. – Какой храм? Где здесь храм? Это корабль!

Через две минуты они мчались к корме.

– Бред какой-то… – бормотал Гера. – Посейдон – я понимаю… Но батюшка в рясе на «Ганимеде»?..

Тридцати минут хватило Кире, чтобы выспаться, открыть глаза и увидеть Гришу полной сил.

– Кира, нам нужно уходить, – пробормотал, стыдясь чего-то, Гриша.

– Ты простишь меня?..

– Давай отложим разговор на потом? Вот и Гера немного тревожится…

– Я не немного тревожусь! – отскакивая от иллюминатора, затрещал Гера. – Я очень тревожусь! У меня очко трещит от напряжения, как я тревожусь!

– Мне нечего надеть на ноги, – вспомнила Кира, когда они уже дошли до двери.

Окинув взглядом прихожую, Гриша ударил ногой по подставке для обуви. Оттуда вывалилось несколько пар обуви. Размер соответствовал росту священника – мягкие туфли были сорок шестого размера.

– Я же вылечу из них!

Но Гриша уже вел ее к двери…

Раздался глухой стук, он повернул на него голову и в тот же момент увидел, как в метре над его головой переборка, хряснув, приняла в себя пулю. С крюка сорвался оранжевый спасательный круг с надписью «Ганимед» и грохнулся на пол.

Похолодев, Гриша повернул голову.

Следующая пуля прошла уже рядом с его головой. Он почувствовал легкое касание сопровождавшей ее волны кипящего воздуха. А потом схватился за мочку, поняв, что она обожжена.

– Кира!.. – вскричал он, хватая жену за руку и стремительно увлекая ее в нижнюю часть корабля. – Беги вниз что есть сил!

– А я?!

– И ты беги, идиот! – крикнул Гриша Гере.

– А что случилось? – Кира окатила его изумлением карих глаз.

– Ничего страшного! В нас… стреляют, – говорил он уже с трудом, потому что ему приходилось не только бежать, но еще и выступать в роли локомотива, толкая перед собой жену.