— Я попробую! — тихо поклялся он, глядя на язычки пламени в камине. — Клянусь, черт возьми, я постараюсь быть терпеливым и не позволю вывести меня из равновесия.

Но интуиция подсказывала ему, что он взваливает на себя нелегкую задачу и что клятву эту будет не так-то просто сдержать. Его мысли прервал нетерпеливый и сильный стук в дверь.

— Милорд!

Нахмурив брови, Брет пересек комнату, подумав, что такой грохот мог бы и мертвого разбудить. Он узнал голос своего верного друга Этьена и распахнул дверь.

На пороге стояли Этьен и Джаррет. Оба с трудом удерживали нечто большое, извивающееся, плотно завернутое в коричневый плащ. Брет поднял брови и с удивлением посмотрел на своих бравых воинов, явно измученных ношей.

— Этьен, я, кажется, приказал вам попросить леди поехать с вами…

— Милорд, — с тяжелым вздохом произнес Этьен, — прошу прощения, но она… — Он замолчал, еле сдерживая буйное сопротивление того, что держал в руках.

Джаррет, посвященный в сложные обстоятельства женитьбы Брета, без обиняков сказал:

— Милорд, ваша супруга отказалась добровольно поехать с нами. Она не пожелала расставаться со своими собратьями, а как я понял, вам нежелательно, чтобы кто-нибудь узнал о вашем местонахождении.

— Понятно. Значит, она не захотела ехать сюда добровольно? — тихо спросил Брет.

Расстроенный Этьен покачал головой, но потом улыбнулся, довольный, что удалось выполнить приказание.

— Главное, что теперь она здесь, милорд! И если вы…

— Все в порядке, — ровным голосом проговорил Брет. — Опустите ее на пол, друзья мои, и оставьте нас.

— Как прикажете, милорд.

С явным облегчением они подчинились приказанию и, положив ношу на пол, быстро вышли из домика.

Как только за Этьеном и Джарретом захлопнулась дверь, Брет взглянул на положенный у его ног корчившийся и изрыгающий проклятия куль и увидел, что из плотного кокона высвободились голова и руки Аллоры. Глаза ее пылали гневом, золотистые волосы взъерошились и стояли дыбом. Гордо вздернутый подбородок дрожал от ярости и возмущения.

— Как вы смеете! Как вы смеете! — задыхаясь закричала она, все еще лежа в плаще на полу. — Как вы осмелились, черт побери, сделать такое… вы, мерзкое, тупоголовое, презренное нормандское… животное! — негодующе шипела она, пытаясь выпутаться из плаща, плотно стягивающего ее ноги.

— Аллора… — Брет напомнил себе, что поклялся быть терпеливым, и старался говорить тихим, спокойным голосом, твердо намеренный в этот момент всего лишь объяснить ситуацию. — Я приказал просить вас приехать сюда, потому что… — Он наклонился, чтобы помочь ей подняться, но она, судорожно глотнув воздух, выдохнула: «Нет!» — и он замолчал.

— Не смейте прикасаться ко мне! — крикнула она.

Брет, сдержавшись, только пожал плечами. «Прекрасно. Пусть выпутывается сама», — подумал он и отошел в сторону, дожидаясь, пока Аллора освободится от плаща.

Да, судя по всему, ночь предстояла нелегкая. Следовало заранее обо всем предупредить Аллору, и, может быть, тогда она поняла бы, зачем он принял меры предосторожности. А теперь она взбешена. Нет, ничего приятного от этой ночи ожидать нельзя.

— Послушай, Аллора, позволь мне помочь тебе…

— Я сказала, чтобы ты ко мне не прикасался! — звонким голосом выкрикнула она и, наконец освободившись от плаща, встала. Но теперь она сама, видно, захотела прикоснуться к нему. — Ублюдок! — прошипела Аллора и набросилась на Брета с кулаками, на удивление сильно и ловко колошматя его. Она успела отвесить ему ощутимую оплеуху и несколько раз ударить в грудь, прежде чем он схватил ее за запястья.

— Довольно! — рявкнул он.

Она попыталась вырваться. Но затихла — очевидно поняла, что в результате своих усилий только еще плотнее прижимается к нему.

— Отпустите меня! — с расстановкой проговорила Аллора, и тон ее подсказал ему, что отпускать руки рано, даже если бы ее освобождение обещало зеленую улицу в рай.

Она изменила тактику.

— Отпустите меня… пожалуйста! — Теперь в ее голосе звучала нотка отчаяния, и, поскольку ему совсем не хотелось начинать брачную ночь со столь мучительной сцены, он ослабил хватку. В мгновение ока она оказалась у двери, словно золотая птичка, готовая улететь.

Брет поглядел на свою строптивую молодую жену с нескрываемым раздражением. Она ловила ртом воздух, грудь вздымалась под легким серебристым свадебным платьем. Вуаль с золотым обручем, соскользнув с волос, валялась на грубом шерстяном плаще. Длинные, словно из чистого золота волосы спускались волнами вдоль напряженно застывшей спины. Аллора дрожала, глаза ее лихорадочно блестели и походили на сверкающие изумруды. Она пребывала в такой ярости, что не могла найти слов, чтобы выразить все, что думает о нем. Однако едва ли это была ярость. Слезы, стоявшие в изумрудных глазах, придавали им совершенно фантастический оттенок. Она чего-то боялась. Его? До сих пор ему и в голову не приходило, что она может бояться его. Ведь какие бы грозные предупреждения он ни высказывал, она лишь норовисто встряхивала головой, показывая своим видом, что все, что он говорит, ее не касается.

— Как вы осмелились? — снова возмущенно воскликнула Аллора.

— Ах ты дурочка! — тихо произнес Брет. — Я организовал этот побег для твоего же блага. Неужели ты хотела, чтобы нам устроили публичные проводы на супружеское ложе?

Наверное, о такой перспективе она не подумала, потому что, услышав его слова, стала белой, как только что выпавший снег.

— Я щажу твои чувства, любовь моя, поэтому из самых добрых побуждений позаботился о том, чтобы мы оба ускользнули от похотливых гостей, которые бросятся помогать нам подготовиться к супружеским обязанностям.

Она была по-прежнему бледна и молчала. Возможно, даже не знала, что такое бывает, а теперь перед ее глазами возникла ужасная картина, которая чуть было не стала реальностью. Но Аллора расстроенно воскликнула, озадачив его:

— Но мы оказались не там, где должны были находиться! — Он нахмурил лоб, не понимая, какая разница, где проведут они эту ночь — здесь или в лондонском доме. Потом вдруг ему пришло в голову, что она, возможно, согласилась на этот брак по одной-единственной причине.

Она с самого начала не собиралась выполнять ни одного брачного обета.

Если было запланировано, что кто-то явится спасти ее, то теперь понятен ее решительный отказ ехать к нему с Этьеном и Джарретом — да такой эгоистичный, что этим беднягам пришлось применить насилие.

Она ждет не дождется возможности воссоединиться со своими родственниками.

Гнев ослепил Брета. А он-то уговаривал себя проявить терпение! Он решился на этот брак, отказавшись от жизни, которую для себя планировал, и — что греха таить! — даже отказавшись от другой женщины. Правда, он поступил так по своей воле, как и она, насколько ему известно, согласилась на этот брак по своим соображениям.