— Что ты предлагаешь?

— Нужно еще раз побеседовать с Вероникой, — решительно произнесла Ева. — Они же с подругой сначала ездили вместе в офис хозяйства. О чем шла речь на этой встрече?

— Состоялось предварительное знакомство, как заведено, — визуальный контакт, краткое обсуждение условий работы, перечень имеющихся вакансий… рутина. Ничего другого, уверяю тебя, — поднял на нее глаза сыщик.

— Я хочу расспросить Веронику!

— Невозможно.

Ева отложила вилку и уставилась на Смирнова.

— То есть… как? Почему?

— Вероника мертва. Ее убили сегодня, между девятью и началом одиннадцатого утра. Похоже, орудовала «Алая маска». Их почерк.

Ева побледнела, отодвинула от себя тарелку.

— Откуда ты знаешь?

— Стас позвонил, он в панике. Говорит, следующим убьют его.

— Ты ездил туда, в общежитие?

— Конечно. После того как оперативники закончили свою работу и увезли труп, — сыщик понизил голос. — Меня поразили две вещи: во-первых, Вероника сама открыла дверь убийцам… притом что она была ужасно напугана и запиралась изнутри.

— А во-вторых?

— Преступников никто не видел. Ни дежурный, ни жильцы, которые были дома.

— Может, просто не обратили внимания?

Всеслав пожал плечами.

— Дежурный признался, что у него случилось расстройство пищеварения и он часто отлучался в туалет. А жильцы, которые не на работе, занимались своими делами, в окна не заглядывали, в вестибюль не выходили. Но одной женщине показалось, будто по коридору шла… Марина Комлева.

Войтовский плохо спал, его будоражила тайна Герцогини. Разумеется, у нее было обычное имя, так же, как и у него, но слово Пилигрим несравнимо полнее отражало сущность Леонарда, то, кем он ощущал себя: странствующим рыцарем, который стремится своим отдельным путем к постижению смысла судьбы и своей земной жизни.

Пилигримами называли паломников к святым местам, богомольцев, жаждущих чудесной помощи свыше. В чем они нуждались? Каждый решал сам. Войтовский мог ответить на этот вопрос касательно себя: ему требовалось обрести сверхъестественное влияние на окружающих и на само бытие, питать этим свои чувства и поступки, подчинять свои цели. Никак иначе! Не могло быть и речи о том, чтобы прожить обыденную, суетную, скучную и пустую жизнь, которая окончится угасанием и смертью, лишенную продолжения там, куда заказана дорога обывателю с его ограниченным сознанием и мелкими страстишками. Карьера, семья, богатство… все эти потребности можно удовлетворить на протяжении человеческого существования, которое неизменно упрется в темный, безысходный тупик смерти.

— Это не для меня, — твердил Леонард. — Я заслуживаю участи исключительной, выбираю полет в запредельное… перехожу на другой уровень игры.

Он определил, чего желает, и приступил к поискам способа осуществления желаемого. Трудности не пугали Войтовского. Дед оставил ему не только дом в Канаде, бизнес и солидный счет в банке, но и дневник, в котором изложил свое кредо, основанное на сложном мировоззрении и опыте, накопленном на протяжении жизни.

У Леонарда стеснилось в груди, когда он взял в руки толстую тетрадь в кожаном переплете с золотыми застежками, — на первой странице красовалась надпись, сделанная размашистым почерком деда:

«Моему дорогому мальчику, внуку, наследнику не только нажитых мною средств, но и моих идеалов. Всегда стремись к вершинам, ибо орлы парят высоко. Надеюсь, что в этой тетради ты найдешь множество подсказок, как превзойти мои достижения».

Леонард Казимирович долго листал дневник, выхватывая глазами то одну, то другую фразу. Главного ответа не было. Зато прояснились некоторые подробности истории славного рода Войтовских.

«Может быть, мне пойти этим путем?» — мысленно спрашивал он покойного деда.

Старик молчал, загадочно улыбался.

Леонард попробовал окунуться в религию, быстро осознал, что ошибся. Подумывал о Тибете и даже чуть было не отправился в Индию, но вовремя отказался от столь авантюрного мероприятия. Разве он собирается стать гуру, проповедующим восточную мудрость, или йогом, распевающим мантры? Его гораздо сильнее влечет Россия… ее белокаменные храмы, таинственные города, снега и вольные, необжитые просторы. Как будто он не родился в этой стране, а видел ее в своих снах, мечтал издалека долгие-долгие годы.

Войтовский принялся изучать историю русского масонства, ездил в Санкт-Петербург, искал там следы первой масонской ложи, основанной чуть ли не самим императором Петром Великим. Стать членом братства «вольных каменщиков» казалось Леонарду увлекательным приключением, достойным его незаурядной натуры. Однако ему не удалось обнаружить современные масонские ложи и установить с ними связь. Масонская символика, которую до сих пор можно увидеть на некоторых старинных петербургских зданиях и на надгробиях бывших вельмож, ученых и деятелей искусства, будила смутную тоску в крови. Так или иначе идею об обществе «вольных каменщиков» пришлось оставить.

Войтовский вернулся в Канаду, занялся ресторанами. Он с головой ушел в бизнес, но стоило немного расслабиться, его начинало тянуть в Россию.

— Я вырос в Москве, жил, учился, похоронил отца, и все же… чувствую себя там гостем, — жаловался он матери. — Что это? Неужели я слышу голос крови моих предков, которые пришли на русскую землю, чтобы покорить ее, да так в ней и остались?

В дневнике деда он прочитал об одном из Войтовских, участнике польско-литовского похода. Дело давнее, относящееся к началу семнадцатого века… но Леонарду вдруг захотелось увидеть место, где почти четыреста лет назад расстался с жизнью молодой пан Войцех Войтовский, храбрый воин, который должен был исполнить некую миссию. Исполнил ли?

Мысль о том, что должен был осуществить погибший Войцех, занозой засела в уме Леонарда. Он собрал все исторические свидетельства о том времени, какие смог найти, военные карты, занялся перепиской по электронной почте, и постепенно картина прошлого начала проступать из тумана наслоений, вымыслов и легенд. Войтовский вспомнил фразу из дневника деда: «Неосуществимое желание никогда не появится, ибо оно приходит только вместе с возможностью воплотиться».

— Ты чертовски прав, дед! — воскликнул Леонард. — Кажется, я наткнулся на то, что искал.

Он провел вечер в обществе очередной невесты, с легкой досадой пеняя матери на ее настойчивое стремление подобрать ему пару. Теперь не оставалось сомнений — жениться он не будет, пока…

— Пока что? — озадаченно спросила Зося. — У тебя вон уже седина пробивается.

— Потом узнаешь.

Войтовский уехал в Москву, откуда пустился по следам бывших военных баталий. Он не расставался с карманным компьютером: вечерами отправлял письма историкам, сотрудникам музейных архивов, читал корреспонденцию, которая приходила на его электронный адрес. И думал, думал, думал. Мало что осталось от тех забытых событий — кое-какие упоминания в официальных источниках и мелкие подробности, преимущественно в личной переписке и случайных свидетельствах очевидцев. Спустя несколько столетий факты обросли домыслами до неузнаваемости.