В этот день в штаб фронта поступил приказ Верховного главнокомандующего, дословный текст которого не известен, но, судя по приводимым ниже документам, в нем требовалось, чтобы окруженная группировка 29-й армии продержалась еще двое суток. Телеграмма от Сталина с вопросом, может ли армия продержаться это время, была получена и в штабе армии. В выявленных документах южной группы 29-й армии она не обнаружена, хотя, возможно, она находится в числе темных листов, которые в микрофотокопированном виде не читаются.

Вечером, в 23.20 через начальника штаба 29-й армии генерала Шарапова окруженным войскам был передан приказ: «Вручить немедленно тов. Швецову… Под ударами Масленникова и Лелюшенко противник ослабил удар против вас. Приказываю: Первое. Упорно держаться в течение двое суток до сосредоточения свежих сил. Обязываю лично вас, тов. Савкова, генерала Поленова, генерала Матвеева поднять боевой дух войск для выполнения приказа тов. Сталина. Держаться стойко двое суток. Второе. В течение ночи вам сбрасывают боевые припасы и продовольствие. Третье. С утра 16.2 истребительная авиация прикрывает вас и бомбардирует по скоплениям войск противника. Четвертое. Вас поддерживает тяжелая артиллерия Лелюшенко. Поручите Тимофееву корректировать огонь. Пятое. Получение и исполнение донести. Конев, Леонов. Шарапов, Чепурных. 15. 2. 42 23.20». В штаб фронта ушла «молния», время отправки которой не указано: «Коневу, Леонову. Двое суток продержимся. Для этого нужно: первое – авиадесант 500 чел., второе – прорыв танковой группы Лелюшенко, третье – обеспечение авиацией. Швецов, Савков».

К командирам и военкомам дивизий окруженной группировки было подготовлено в семи экземплярах обращение, датированное этим же днем, но без указания времени: «Командиру и военкому дивизии. О нашем положении стало известно тов. Сталину. В 20.30 15.2.42 мы получили телеграмму. Тов. Сталин запросил, сумеем ли мы продержаться еще двое суток. Военный Совет ответил – продержимся при условии прикрытия нас с воздуха. Продовольствие и боеприпасы нам сбросят. Как видите, Главное командование Красной Армии, лично тов. Сталин считают очень важным обороняемый нами район и принимают меры оказания помощи нам.

На соединение с нами наступают армии Лелюшенко с 34 танками с севера, армия Масленникова с юга, армия Вострухова с запада.

Бойцы и командиры 29-й армии за время боев в окружении уничтожили не менее 6 тысяч фашистов.

Примите все меры к мобилизации всех сил для выполнения задачи, поставленной перед нами. Командующий 29-й армией генерал-майор Швецов, член Военного совета бригадный комиссар Савков. 15.2.42».

Итак, выход из окружения опять был запрещен, обещаны свежие силы. Почему продержаться надо было именно двое суток? Какие должны быть «свежие силы», чтобы серьезно изменить положение окруженных частей, если у них совсем не было продовольствия и практически отсутствовали боеприпасы? Зам. начальника ОО НКВД 29-й армии А. И. Дедюшин предположил, что «речь о “двое суток” идет вследствие сосредоточивания свежих сил для удара в одном из направлений [по его мнению, со стороны 39-й армии. – С.Г.] и, видимо, еще кое-где».

Возможно, запрет прорыва из окружения был связан с готовящейся и подписанной через несколько часов – в 1.50 16 февраля – очередной директивой Ставки ВГК о разгроме ржевско-вяземско-юхновской и болховско-жиздро-брянской группировок противника? Там, в частности, планировалось: «1. Войскам Западного фронта, при содействии 39, 29, 22, 30 и 31-й армий, 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта, разгромить и уничтожить ржевско-вяземско-юхновскую группировку противника и к 5 марта выйти и закрепиться на нашем старом оборонительном рубеже с готовыми противотанковыми рвами Оленино, Олецкое, Булашево и далее по р. Днепр через Благовещенское до г. Дорогобуж, (иск.) Усвятье, Ельня и далее по р. Десна до Снопоти…» В директиве ставились дополнительные задачи перед Западным фронтом и перечислялись силы и материальные средства, которые следовало передать Западному фронту. Об усилении Калининского фронта какими-либо резервами в директиве не говорилось, но, возможно, были другие, неизвестные автору данной книги, документы, в которых предусматривались соответствующие меры?

Возможно, выход окруженной группе 29-й армии был запрещен потому, что она оттягивала на себя значительные силы противника и тем самым облегчала, в какой-то мере, выполнение поставленных Ставкой задач для других армий? Но директива опять свидетельствовала о неправильной оценке высшим командованием Красной армии сложившегося положения, поскольку состояние и других армий фронта не позволяло продолжать активные наступательные действия.

С утра 16 февраля бои окруженных дивизий с врагом развернулись с новой силой. В оперативной сводке фронта к 8.00 отмечалось, что части правофланговой группы армии «приступили к выполнению поставленной перед ними задачи – любой ценой удерживать занимаемый рубеж». Против них, по информации фронта, при активной поддержке авиации действовали части 1-й танковой, 86-й, 129-й и других пехотных дивизий противника, а также «первый запасной парашютный полк». В оперативной сводке штарма к 15.00 бои описаны следующим образом: «Правофланговая группировка войск армии ведет тяжелый бой с противником, с 9.30 атакующим на всем фронте при поддержке танков и артиллерии и стремящимся сжать кольцо окружения. Части поддерживаются артиллерией 30 армии». После получения в штабе армии сведений из окруженных войск, в оперативной сводке к 3.00 17 февраля бои 16 февраля освещены более подробно: «Части правофланговой группировки армии в течение дня вели тяжелые бои в окружении, упорно обороняя занимаемый район и отражая атаки превосходящего противника. Противник с утра 16.2 после двухчасовой артиллерийской подготовки повел концентрическое наступление, действуя с востока от Муравьево на Мончалово (до 500 чел. с 4 танками), с севера от Ерзово на Окороково (до 600 чел. с 5 танками), с запада от Быково на Мончалово (до 500 чел. с 6 танками) и с юга от Ступино на Окороково (до 800 чел. с 5 танками). Авиация противника, действуя группами по 12–17 самолетов, 8 раз бомбила и расстреливала боевые порядки частей группировки. В результате боя противник занял Гончары: его потери – до 500 чел. убитыми и 3 подбитых танка. Потери наших частей: убито и ранено до 700 чел., подбито до 20 орудий, ряд подразделений героически сражались до конца, полностью погибли смертью храбрых…»

В воспоминаниях военного комиссара 183-й стрелковой дивизии В. Р. Бойко, которые уже упоминались выше, есть рассказ об отражении немецкой атаки с четырьмя танками со стороны Муравьево: «Мне хорошо запомнился один из боев. Это было 16 февраля. Еще ночью разведчики доложили, что из поселка Муравьево доносятся шум моторов вражеских танков и выкрики команд. Командир дивизии генерал К. В. Комиссаров сделал правильный вывод, что с рассветом противник намеревается перейти в наступление и, вероятнее всего, предпримет его на стыке между нашими 183-й и 185-й дивизиями в общем направлении на станцию Мончалово. На станции находились санитарные вагоны с нашими воинами, раненными за время боев в окружении. Надо было во что бы то ни стало отразить здесь напор врага.

Весь наш скромный резерв – саперная и разведывательная роты – по приказу командира дивизии срочно занял позиции вблизи шоссейной дороги, идущей из Ржева на Мончалово. Всем политработникам и свободным от оперативной работы офицерам штаба было дано указание срочно направиться в подразделения и принять непосредственное участие в отражении танков и пехоты противника. По договоренности с Комиссаровым я вместе с сержантом Лесовым и пятью красноармейцами комендантского взвода ушел в боевые порядки резерва. Именно здесь мы ожидали вражеские танки – стало быть, наибольшую опасность.