Это был коронный номер Ренни, в идеальном журнале он получил бы заголовок «Сексуальное преображение». Многие считают, что их жизнь – что-то вроде экзамена, который нужно пройти или завалить, а за каждый верный ответ ты получаешь баллы. Скажи им, что не так, желательно – с ними, потом расскажи, как это можно исправить. Это дает надежду: Дэниел должен одобрить такой подход.

– Как бы ты меня переделала? – спросил он, смеясь.

– Если бы могла заполучить тебя? Да никак, ты совершенно идеален такой, как есть. Вот как я могла бы потешить твое эго, будь оно у тебя.

Дэниел протестовал – конечно, есть, на самом деле он жуткий эгоист. Но Ренни ему не верила. У него просто не было времени на «эго». За обедом он постоянно поглядывал на часы, воровато, но тем не менее. Она надеялась, что, если они станут часто встречаться, он ей наскучит; разговор с ним сильно смахивал на танец со столбом, она это прекрасно понимала. Но Ренни ошибалась, возможно, потому, что встречаться часто им не удавалось. Когда он не был в больнице, то выполнял семейные обязанности, по его выражению. У него была жена, дети, родители. Ренни никак не могла представить их всех, разве что родителей, в ее воображении они были воплощением американской готики, только «финского разлива» – потому что они были финнами. Они были небогаты и гордились Дэниелом, который был финном не больше, чем она – за исключением абриса скул. По воскресеньям он ездил к ним; субботы проводил с детьми, а вечера – с женой. Дэниел был верный супруг, добросовестный сын и отец, и Ренни, которая уже давно послала добропорядочность подальше, с трудом сдерживалась, чтобы не съязвить, – и презирала себя за это желание.

Впрочем, она не ревновала к его жене. Только к другим пациентам. «А что, если я не одна, – думала она. – Может, нас таких – целая вереница и у каждой он отрезал по куску, одну или другую грудь. Он спас нам жизнь и теперь обедает с нами по очереди и говорит, что любит нас. Он считает, что это его долг, что так он дает нам надежду. И конечно, ему это в кайф, это же как гарем. А для нас, как ни крути, он единственный мужчина на свете, знающий всю правду, он заглянул в каждую из нас и видел смерть. Он знает, что мы воскресли, что мы не так уж крепко запаяны и в любую секунду можем дать трещину. Ведь тела – лишь временная оболочка».

Вначале, когда она еще верила, что снова станет прежней, Ренни думала, что они встретятся несколько раз и потом у них начнется связь. Так бывает; ничего особенного. Но даже этого не произошло. Вместо этого Дэниел на протяжении всего обеда объяснял ей – с серьезным и несчастным видом, – почему он не может лечь с ней в постель.

– Это было бы неэтично. Будто я воспользовался твоей ситуацией. Ты эмоционально нестабильна.

«Вот тебе раз! – подумала Ренни. – Это кто? Рекс Морган, доблестный доктор из комиксов?» Все, кого она знала, гордились своей эмоциональной нестабильностью. Она не могла решить, то ли Дэниел мудр, то ли принципиален, то ли просто трус.

– Почему для тебя это так важно? – спросила она. – Один раз ничего не значит. В кустиках, пять минут, не больше.

– Одним разом не ограничится, – сказал он.

Ренни была как на иголках; она все время ждала, что вот-вот что-то произойдет. Может, я зациклена на результате? Ее знакомые, например Иокаста, отнеслись бы к этому как к приключению. Их можно коллекционировать. А потом обмениваться с друзьями. Показывать, рассказывать. Но Ренни не могла думать о Дэниеле как о приключении; да и что тут можно было рассказать?

– Для чего тебе все это? – спрашивала она. – Чего ты хочешь?

– Разве обязательно для чего-то? – говорил он. – Я просто хочу, чтобы все шло, как идет.

– Но что – все? – говорила она. – Ничего же нет. Это бред какой-то.

Он явно обиделся, и она устыдилась. Возможно, ему нужен был воздух, как и всем остальным; немного, не чересчур; форточка, а не дверь.

– Я бы мог спросить тебя о том же, – проговорил он.

«Я хочу, чтобы ты спас мне жизнь, – подумала Ренни. – Однажды ты это сделал и сумеешь снова». Она хотела, чтобы он сказал ей, что все будет хорошо, и хотела ему верить.

– Я не знаю, – сказала она.

Она не знала. Может, она на самом деле не хотела спать с ним или чтобы он вообще ее трогал; может, она любила его, потому что не было никакого риска, он ничего не мог у нее требовать.

Иногда они держались за руки, украдкой, например через стол в ресторанах; в течение недель, а то и месяцев это было максимум, что она могла вынести. Потом она еще долго ощущала форму его ладоней.

* * *

Кто-то стучит в дверь. В комнате темно. Птаха, что поет по ночам прямо за окном, поет и сейчас, и музыка играет все та же.

Стук повторяется. Может, это горничная, опоздавшая на полдня, пришла застелить ее постель? Ренни отбрасывает взмокшую простыню, идет босиком к двери и отпирает ее. Там стоит Пол, опираясь плечом о стену, и он вовсе не похож на торговца.

– Зря вы так сразу отпираете дверь, – говорит он. – Это мог быть кто угодно.

Ей немного неловко из-за того, что она босая.

– Сегодня мне повезло, – говорит она.

Ренни рада его видеть: он больше всего напоминает ей кого-то из знакомых людей. Может быть, им стоит зачеркнуть вчерашний день и начать заново, словно ничего не произошло? Что правда – в самом деле, ничего не произошло.

– Я подумал, вы не прочь поужинать, – сказал он, – там, где готовят нормальную еду.

– Я только обуюсь, – говорит Ренни.

Она включает лампу с русалкой. Пол заходит в номер и закрывает за собой дверь, но не садится. Он стоит осматриваясь, будто пришел в арт-галерею; Ренни берет с пола сандалии и идет в ванную посмотреть на себя в зеркало. Она причесывается, подводит глаза синим карандашом совсем чуть-чуть. Думает, не переодеться ли, решает, что не надо: будет выглядеть слишком нарочито. Вернувшись в комнату, она видит, что Пол сидит на краю ее кровати.

– Я немного вздремнула, – говорит она, чувствуя, что должна объяснить неубранную постель.

– Вижу, вы сумели забрать посылку Лоры, – говорит Пол. – Без сложностей?

– Да. Только она оказалась больше, чем я думала, и теперь я не знаю, что с ней делать. – Ей хочется спихнуть коробку на Пола, ведь он знает Лору. – Я даже не знаю, где живет эта женщина! – говорит она своим самым беспомощным тоном.

– Элва? Вам нужно просто добраться до Сент-Агаты, туда ежедневно ходит катер, в полдень. А уж там любой вам покажет.

Он не предлагает сам отвезти коробку.

Ренни выключает лампу, запирает дверь, и они идут мимо стойки регистрации и острого, словно лазер, взгляда англичанки, у Ренни полное ощущение, что она сбегает из студенческой общаги.

– Ужин – часть плана, – слышит она за спиной.

– Что, простите?

– Даже если не будете есть, все равно заплатите. Таков его план.