внезапного прилива энергии, вызванного яростью. – Черт, – снова бормочу я, не в силах сказать что-либо еще.

Я знал, что это было плохо. Я, черт возьми, так и знал.

Христос.

Я останавливаюсь и закрываю глаза.

Это то же самое, что изнасилование.

Четыре гребаных года.

Мои руки начинают дрожать, и я быстро проглатываю напиток, надеясь, что это меня успокоит. Я ставлю пустой стакан на кофейный столик, прежде чем швырнуть его.

Все, чего я хочу, – это убить Данте. Прямо, блять, сейчас.

Мой взгляд устремляется на Елену, и, не в силах придумать, что еще сказать, я выдыхаю:

— Черт, мне так жаль.

У меня сводит живот при мысли о том, чему она подверглась.

Этот гребаный развратный ублюдок.

Ее взгляд поднимается к моему, и боль, которую я вижу в нем, пронзает меня насквозь.

— Ты убьешь его?

В моем голосе звучит эхо убийства, когда я обещаю:

— Я это сделаю.

Елена кивает и ставит свой пустой стакан на кофейный столик. Она удивляет меня, издав смешок.

— Хорошо, потому что даже после всего, что он сделал со мной, я не уверена, что смогу это сделать. – Она качает головой, и в ее голосе нет веселья, когда она издает еще один пустой смешок. – Либо он, либо я.

— Это никогда не будешь ты.

Она встает, а затем встречается со мной взглядом. Вопросы мелькают на ее лице.

— Это делает меня такой же плохой, как и ты, верно? Я была потрясена, когда ты убил тех людей, но здесь я прошу тебя убить еще одного.

— Мы не плохие, если убиваем плохих людей. Мы оказываем миру услугу, избавляясь от подонков.

Елена кивает, делая вид, что глубоко задумалась.

— Мы все плохие в чьих-то глазах.

— Не ты, – возражаю я, убежденный до глубины души, что она самая чистая из всех нас.

Елена качает головой, а затем начинает идти к лестнице.

— Для Альфонсо я злодейка. Мне следовало оставить его в покое, тогда он был бы все еще жив.

Я смотрю, как она поднимается по лестнице, а потом тупо смотрю на то место, где я видел ее в последний раз. Мои мысли наполнены всем, что я узнал.

Образы ее ужаса проносятся передо мной, только усиливая мой гнев, пока мое тело не содрогается, моля об освобождении.

Развернувшись, я иду в спортзал и, оставив свет выключенным, направляюсь прямо к боксерской груше. С ревом я ударяю кулаком по ней, и когда она начинает раскачиваться, я представляю лицо Данте.

Я собираюсь убить его.

Я собираюсь убить его, черт возьми.

Я продолжаю бить кулаком по груше, пока у меня не начинают болеть руки, и, делая шаг назад, я прерывисто дышу, сосредотачиваясь на боли.

_______________________________________________

ЕЛЕНА

Я вообще не спала. Я сидела на кровати, окруженная сожалениями и стыдом.

Я колебалась между желанием биться головой о стену за то, что рассказала Люциану о том, что Данте сделал со мной, и мыслью, что поступила правильно.

Вероятно, мне придется вернуться домой, и если Люциан сможет избавиться от Данте, то, по крайней мере, меня не будет поджидать монстр. Выйду я замуж за Данте или нет, пока он жив, он изнасилует меня. Я просто знаю это.

В сотый раз я думаю о реакции Люциана. Он казался искренне расстроенным. Я чувствовала, как от него исходит гнев.

Это только усугубляет ситуацию. Я не думаю, что когда-нибудь пойму его. С одной стороны, он безжалостный убийца, а с другой, кажется, он заботится обо мне. Такое чувство, что мне дали головоломку, в которой не хватает половины кусочков.

Стук в мою дверь заставляет меня вскинуть голову. Я вскакиваю с кровати и иду открывать. Я удивлена, увидев тетю Урсулу.

— Пора завтракать. Присоединяйся ко мне на веранде, – говорит она и уходит.

Я выхожу из комнаты и, закрыв за собой дверь, следую за тетей Урсулой.

Черт, мне следовало снять футболку Люциана. Я делаю неловкое лицо, когда мы проходим через дом, а затем выходим через две массивные раздвижные двери, которые были распахнуты настежь. Выходя на веранду, мои губы приоткрываются, когда я осматриваю задний двор.

Лужайка идеально ухожена и полностью контрастирует с черным особняком. Я понимаю, почему Люциана тоже тянуло к таинственному саду.

Посреди двора есть огромный фонтан, размером с плавательный бассейн. Разные уровни воды взмывают в небо только для того, чтобы грациозно упасть обратно в бассейн.

По всему участку рассажены деревья, которые отбрасывают много тени, а цветочные клумбы переливаются всеми цветами радуги. Вдалеке я вижу океан.

— Красиво, не правда ли? – спрашивает тетя Урсула.

— Да, – выдыхаю я, все еще пораженная.

— Доброе утро, – слышу я голос Люциана позади нас, и когда я оборачиваюсь, он садится за стол, на котором расположены три тарелки.

Он снова одет в безукоризненный костюм, и на мгновение мне кажется, что прошлая ночь была всего лишь сном.

Может быть, так оно и было.

Затем он смотрит на меня, и гнев, написанный на его лице, убеждает меня, что это определенно был не сон.

— Давай поедим, – говорит тетя Урсула.

Я сажусь за стол и смотрю на тарелку с мюсли, фруктами и йогуртом. Беру ложку, зачерпываю немного и откусываю, хотя и не голодна.

Мы едим в тишине, а потом тетя Урсула спрашивает:

— Как тебе спалось, cara9?

Я поднимаю на нее глаза и заставляю себя улыбнуться.

— Хорошо, спасибо.

Я чувствую на себе взгляд Люциана и сосредотачиваюсь на своем завтраке.

Мгновение спустя он говорит:

— Сегодня утром у меня встреча.

— Здесь? – спрашивает тетя Урсула.

— Да. Когда я закончу, ты пойдешь со мной в морг?

Я с трудом проглатываю только что откушенный кусок.

— Конечно, – отвечает она, и в этом слове сквозит печаль.

Остальная часть трапезы проходит в неловком молчании, и когда мы, наконец, заканчиваем, я, извинившись, встаю из-за стола.

Когда я начинаю уходить, Люциан говорит:

— Тебе нужно присутствовать на собрании. Оно в девять.

Я останавливаюсь и, оглянувшись через плечо, киваю.

— Я буду готова. – Я спешу в свою комнату и, не зная, что надеть, роюсь во всей своей одежде. Мне требуется двадцать минут, чтобы выбрать черные брюки и блузку.

Они подходят к дому.

Эта мысль заставляет мои губы изогнуться в улыбке, когда я переодеваюсь. Я особенно тщательно слежу за своим макияжем и заплетаю