Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опаздывать, что ли, из-за вас на «Бетси»?
— Мы хорошо платим… Агент будет жаловаться…
— Знаю я вас, желтокожих поганцев! Поворачивайтесь!.. Живо!..
— Да, да… мистер капитан.
Из разговора Бессребреник понял, что поезд прибыл в Сан-Франциско. И там вынесли гробы. По-видимому, с китайцем разговаривал капитан судна «Бетси», готового к отплытию. «Отлично, — думал джентльмен, — отправлюсь в Китай и даром переплыву океан. Хорошо, что на кости есть еще кусочек ветчины… поскорее бы только „Бетси“ снималась с якоря; тогда я выйду из этого ужасного ящика и поищу, чего бы выпить: проклятая жажда опять замучила до смерти!»
Через несколько минут его гроб подняли, затем он ощутил, что висит в воздухе. Визг блока, и ящик начал опускаться как будто в пропасть — Бессребреник оказался в трюме.
Погрузка продолжалась около двух часов; затем раздался шум захлопываемых люков, лязг цепей и пыхтенье пара. И вот корпус судна содрогнулся, началась вибрация.
«Винт заработал, — решил джентльмен. — Плывем!.. Счастливого пути!»
* * *
Джентльмен терпеливо ждал, пока «Бетси» окажется в открытом море, и только потом выполз из гроба. От долгого лежания его совсем свело, он не мог держаться на ногах и должен был применить множество массажных и гимнастических упражнений, чтобы прийти в себя.
Уже несколько дней Бессребреника мучила страшная жажда. Благоразумие подсказывало, что еще сутки как минимум не следует покидать этой части судна, но пить хотелось неимоверно, и он решил явиться к капитану.
Ощупью стал искать выхода, но напрасно: в совершенной темноте джентльмен ударялся головой, плечами, ногами о гробы и выдающиеся ребра корабельного остова. Проходили часы; к мучениям жажды присоединились мучения голода, — на ветчинной кости не осталось даже сухожилий. Он снова и снова предпринимал попытки отыскать выход. Наконец, под руку попало что-то — дверь, служившая, вероятно, сообщением между двумя отделениями трюма. Попытался отворить ее — она была заперта засовом снаружи.
— Откроем в другом месте, — старался ободрить себя Бессребреник, ища на этот раз люк, через который спускали гробы. Он нашел его и, взобравшись на груду ящиков, стал изо всех сил приподнимать дверку. Тщетно! Еще раз, еще — бесполезно! Он устал, безумно устал от голода, жажды, гнетущей темени, но главное, от чувства заживо погребенного.
— Не околевать же мне здесь, как последней твари! — простонал джентльмен и принялся что было мочи барабанить по люку ногами и руками. Но стук его, сливаясь с общим шумом в нижних ярусах парохода, не был слышен. Тогда он разломал свой гроб и начал ударять досками по железной обшивке стен. Никто не откликался!.. Бессребреник окончательно выбился из сил. Не знавший прежде отчаяния, он почувствовал всю его тяжесть. Разум его начал меркнуть, а разгоряченное, саднящее от ушибов и ран тело словно окуталось ледяным плащом. В темноте трюма засверкали призрачные золотые искры — предвестники безумия. Джентльмен употребил все усилия, чтобы не поддаться слабости, и все-таки впал в полузабытье.
«Теперь, кажется, конец тебе, Бессребреник… — бредил он. — Ты взял на себя слишком много!.. И к чему?.. Скоро станешь трупом, до которого никому не будет дела… У тебя нет друзей… Кто о тебе пожалеет?.. Никто!» В памяти пронеслось мимолетное видение: клочок голубого неба… деревья… птицы… цветы… бабочки… А над всем этим — прекрасный женский лик, смотревший на него с глубокой грустью. Он прошептал: «Клавдия!» — вздохнул и без движения упал между двумя гробами.
Благодетельное кровопускание. — Крыса. — Кончик уха. — Заживо съеденный. — Пожар. — Открытие. — Сострадание и жестокость. — Затруднительное положение. — Человек в море. — Бессребреник и юнга. — На обломке мачты. — Брошенные среди океана.
Он пришел в себя при обстоятельствах столь же необыкновенных, как и все его существование со времени заключения пари. Очнуться заставила острая боль в ухе, которая все усиливалась. Теплая струйка крови текла из раны на грудь умирающего. Машинально он поднес руку к голове, и пальцы ощутили мохнатое тело и холодные лапы с когтями.
— Крыса!
Бессребреник схватил ее и крепко сжал. Гадина запищала и стала царапаться; джентльмен стиснул ее еще крепче и вмиг задушил. У несчастного мелькнула чудовищная мысль: «Я выпью ее кровь, я съем ее». Он впился зубами в горло животного и, сорвав шкуру ногтями, сжевал и проглотил крысиное мясо. Этот мерзкий обед возвратил ему силы. А вместе с силой вернулась и надежда.
Каким угодно способом нужно было обратить на себя внимание экипажа. Джентльмен принялся собирать обломки ящика, ощупью отыскал циновку, лежавшую внутри гроба, и, собрав все в кучу, высек огонь огнивом. Циновка, сплетенная из очень тонкого и сухого тростника, легко загорелась, мало-помалу наполнив дымом весь трюм. Дым начал пробиваться через щели обшивки и перегородок. На это именно и рассчитывал Бессребреник.
Пожар на корабле — ужасная вещь; поэтому при появлении малейшего запаха гари начинается аврал: каждый бежит на свой пост, готовятся пожарные рукава, производится самый тщательный — с палубы до трюма — осмотр судна.
Конечно, разводя огонь, Бессребреник заботился о том, чтобы самому в нем не изжариться. Тем не менее высокий столб пламени, крутясь, стал разрастаться в ширину, перекидываться на гробы, сделанные из очень сухого смолистого дерева. Яркий свет озарил все углы трюма. Пожар набирал силу, когда послышались испуганные голоса:
— Сюда!.. Сюда!.. Горит в трюме у китайцев!
В ту же минуту верхний люк открылся и из двух пожарных рукавов, направленных сверху, хлынул поток воды…
Опасность миновала. Минут через пять капитан «Бетси» с несколькими людьми, несшими большой фонарь, спустился в трюм, чтобы лично выяснить причину неприятного происшествия. Ему навстречу смело вышел Бессребреник.
— Человек?! . Живой среди мертвых?! Что вы здесь делаете?! — потеряв свою обычную флегматичность, гаркнул капитан.
— Прохожу мили и стараюсь выиграть пари, — серьезно отвечал джентльмен, не пряча взгляда.
Лицо командира «Бетси», несмотря на темный загар, в секунду стало ярко-пунцовым, левый глаз задергался в тике:
— Вздумал насмехаться, паршивец?! А ну взять его!
— Я не собираюсь сопротивляться, тем более что не знаю за собой особенной вины.
— А пожар? А билет? Сколько ты заплатил за билет? — Белый китель на негодующем капитане словно раздувался мехами.
Матросы потащили Бессребреника по лестнице.
Убедившись, что повреждений в трюме практически нет, но не остыв от гнева, капитан скоро поднялся наверх. Теперь он мог лучше рассмотреть своего нового пассажира. Джентльмен имел самый плачевный вид: глаза после долгого пребывания в темноте моргали от света, свежий воздух действовал слишком сильно, исхудалый, посиневший, со свалявшимися волосами, покрытый потом, пылью и кровью, он походил на жалкого бродягу.