— Ты хотел о чем-то поговорить со мной…

Молодая женщина напомнила Николасу его слова. Она поспешила завязать беседу, прежде чем возникнет обычное в таких случаях неловкое молчание, когда каждый рассчитывает на инициативу собеседника.

— Для начала я отвечу на твой вопрос, Лаванда, о том, что привело меня в Токио.

Николас вырулил к набережной и сбавил скорость, чтобы можно было насладиться видом сверкающей ночными огнями Гинзы.

— Наверное, очередной интерес к какой-нибудь гейше, — предположила Лаванда, стремясь скрыть за язвительной фразой свое волнение.

Однако Николас отреагировал на ее слова совсем не так, как она рассчитывала. Он не выказал ни малейшего раздражения, а, наоборот, устремил на нее взгляд, исполненный нежности, и произнес:

— Это ты, Лаванда. Любовь к тебе лишила меня покоя и заставила последовать за тобой сюда.

— Нет! — воскликнула женщина.

Она оказалась не готова к подобному признанию. Ее испугало собственное сердце, отозвавшееся на речь Николаса учащенным биением.

Резко ударив по тормозам, Николас остановил машину. Воспользовавшись этим, Лаванда открыла дверцу и бросилась бежать, не обращая внимания на летящие вслед крики:

— Лаванда, постой! Куда ты?..

Она зацепилась ногой за камень, упала, поднялась и продолжила бегство, одержимая единственной мыслью оказаться как можно дальше от Николаса Ридли.

Лаванда боялась вновь попасть в зависимость, от которой с таким трудом пыталась освободиться, стараясь забыть о нем. По крайней мере, ей так казалось…

— Постой же, Лаванда!

Николас нагонял ее, он явно не собирался сдаваться. В какой-то момент он схватил беглянку за плечи и рванул на себя. Лаванда попыталась вырваться, но Николас крепко сжал свою добычу в объятиях.

— Отпусти меня! — потребовала молодая женщина, не оставляя надежды обрести свободу.

Она вздернула подбородок, и ее лицо внезапно оказалось в опасной близости от губ Николаса, возрождающих воспоминания о его поцелуях.

— Выслушай же меня, Лаванда, черт тебя побери!

Потеряв терпение, Николас с силой тряхнул пленницу, заставив умолкнуть срывающиеся с ее уст гневные возгласы.

— Что с тобой происходит? Объясни!

— Ты жаждешь знать правду? — спросила Лаванда. — Пожалуйста! Только какой в этом смысл? Прошлый раз, когда я открылась перед тобой, ты окатил меня презрением и сбежал как последний трус, не дав мне ни единого шанса объясниться.

Николас, поняв, что она не станет убегать, отпустил ее. Лаванда отошла от него к реке и, устремив взгляд на темную воду, тихо заговорила:

— Я приехала в Токио и постаралась забыть о твоем существовании. Но ты явился следом и твердишь о своей любви. Меня мучает один вопрос, Николас. Один маленький пустячный вопрос. Кому предназначены эти слова?

— Тебе, — произнес Николас, но Лаванда вскинула руки в протестующем жесте.

— Лжешь! Ты говоришь их своей Лотос. В тебе все еще живет надежда вернуть ту, что стала воплощением твоих идеалов о женщине. Но я не она! Пойми, твои грезы о цветах на песке — это иллюзия…

Николас стоял, ошеломленный. Горечь, звучащая в голосе Лаванды, поразила и одновременно обрадовала его. Значит, она все же думала о нем.

Его собеседница истолковала его молчание по-своему. Ей показалось уместным оставить Николаса в одиночестве, поэтому она подошла, чтобы проститься с ним.

— Мне жаль. С самого начала наши отношения были обречены. Настоящая любовь не может вырасти на лжи и притворстве.

Окончив, Лаванда повернулась в сторону дороги, собираясь поймать попутную машину, но Николас остановил ее.

— Как я должен понимать твои слова? Значит ли, что это не твое сердце говорило устами Песчаного Лотоса? — Николас покачал головой. — Нет, глаза, которые смотрели на меня с любовью, — это были твои глаза, Лаванда. Руки, которые обнимали меня, — это были твои руки. Губы, которые щедро дарили самые сладкие на свете поцелуи, — это были твои губы… Неужели они лгали мне, скажи?

Все время, пока он говорил, Лаванда стояла к нему спиной, и лишь по вздрагивающим от каждого слова плечам Николас мог догадываться, что его слова находят у нее отклик.

— Ради бога, Лаванда, если в твоем сердце еще теплится какое-то чувство ко мне, ответь. Ты любишь меня?

Лаванда обернулась, и в свете нарождающейся луны он увидел, как сверкают в ее глазах слезы. Словно драгоценные бриллианты, они скатывались по щекам молодой женщины, и не было для Николаса ничего дороже их.

— Да, да, да… Тысячу раз «да»! — сквозь рвущиеся из груди рыдания произнесла Лаванда. — Я хотела бы солгать, чтобы ты исчез из моей жизни навсегда, но это не в моих силах… Я не могу не думать о тебе, Николас, потому что ты присутствуешь во всем, что окружает меня. Свет звезд напоминает мне яркость твоих глаз, ветер — твое дыхание… Весь мир наполнен бесчисленным множеством тебя, и я мечтаю раствориться в нем без остатка.

— Любимая, — прошептал Николас, подходя к ней и заключая в ладони ее лицо. — Позволь осушить твои слезы поцелуями. Они не должны омрачать прекрасный свет этих глаз.

— Николас, мне кажется, что я сплю. — Лаванда коснулась губами его пальцев. — Еще несколько часов назад моя жизнь была безрадостной и унылой, а сейчас я слышу, как музыка звучит в моем сердце…

— Тогда давай пожелаем, чтобы этот сон никогда не оканчивался, — с нежной улыбкой произнес Николас, и Лаванда спрятала лицо у него на груди…

— Не забудь: ты должен исчезнуть до того, как рассветет, — устремив взгляд на Николаса, напомнила молодая женщина.

Она лежала в постели, согреваемая теплом его тела. За окном спальни мерцали мириады звезд, стрелки на часах отсчитывали время, которое влюбленные могли провести вместе.

— Ты боишься, что сэр Роберт ужаснется, увидев, как я выхожу к завтраку из твоей комнаты? — с легким смешком поинтересовался Николас.

Лаванда тут же представила нарисованную им сцену и тоже хихикнула.

— Дядя Берт? Вовсе нет. Уверена, что он даже подмигнул бы тебе в знак мужской солидарности, а вот Хидэмаро…

— Тот слуга-японец, который всегда с важным видом докладывает о приходе гостей?

— Именно. Он очень горд тем, что служит такому достойному джентльмену, как дядя Роберт, и считает меня женщиной, заслуживающей не меньшего почитания.

— Вот как? То есть ты хочешь сказать, что он не знает о твоей привычке приглашать к себе на ночь мужчин? — Николас изобразил удивление, еле сдерживая смех. — Поражаюсь, как при такой ненасытности в любви, какую ты мне продемонстрировала, он еще не застукал тебя с поличным.

— Тише! «Нью Отани», конечно, первоклассный отель, но у меня есть подозрение, что его стены не столь толстые, какими кажутся.