Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не собираюсь извиняться за Тима! — резко сказала Алёна. — Никогда!
— Ты, — терпеливо выговорила Смехова, — извинишься перед нею не за Тима.
Острые коготки впились в руку. Ящерка карабкалась по рукаву на плечо. Залезла, устроилась, обвила хвостом шею, сунула мордочку в ухо. Алёна погладила её по спинке, получив в награду благодушное сопение.
Извиниться. Легко сказать…
На тренировку она опоздала, хотя и ненамного. Алексей наградил её таким выразительным взглядом, что захотелось самостоятельно, без пинка, провалиться сквозь землю. Слабым утешением стало то, что на третий час мучений удалось схватить за хвост проклятого кота. А тот в отместку ободрал руки, сволочь!
— Кому ж понравится, за хвост-то, — прокомментировал Алексей, пока Алёна с шипением обрабатывала глубокие царапины.
— Сам бы поймал, — огрызнулась она.
— Так я ловил, — небрежно бросил Алексей, — на десятой минуте. Зачем мне, сейчас-то.
Это да. Если человек способен поймать замаскированного под кота тренировочного робота на десятой минуте, то на полигоне ему делать нечего.
— А какой следующий этап? — спросила Алёна любопытно.
— «Найди энергию», — пояснил Алексей. — Но это после получения аттестации с Гаманиным не ниже десяти. И вот там-то подлинная жесть кровельная, — он помрачнел. — Кот игрушкой детской покажется.
— Ты думаешь, я смогу когда-нибудь сдать на десять? — закусив губу, спросила Алёна.
— И на пятнадцать сможешь, — уверенно ответил Белоглазов. — У тебя неплохой потенциал, всего вторая тренировка, и такой серьёзный прогресс. Любопытно, с чего бы.
— А… — Алёна зябко поёжилась. — Медведя вчера встретила.
— Обычного или «горячего»? — заинтересовался он.
— Второго, — вздохнула она.
— Понятно, — улыбнулся Алексей. — Эти друзья умеют стимулировать к изучению предмета!
— Да уж, — она снова поёжилась. — Простимулировал… На всю жизнь!
— Давай ещё раз, — предложил Алексей, подхватывая под брюшко кота. — Выпускаю…
Но он отчего-то оставил кота на руках. Алёна обернулась. Судорожно вздохнула, пытаясь избавиться от подступившего к горлу кома, получилось плохо.
На полигон пришла мама.
Они замерли, смотрели друг на друга, и не решались сделать первый шаг, редкие снежинки, кружась, сыпались между ними с белёсого неба. Алексей благоразумно исчез, его исчезновения никто не заметил. А потом мама протянула руки, и Алёна, всхлипнув, кинулась к ней, вжалась лицом, вцепилась крепко- накрепко, зажимая в кулаках мамину куртку, и зарыдала в голос, как маленькая.
— Мама… мамочка…
Мама гладила её по голове, прижимала к себе до хруста, но это было ничего, главное, вот она, рядом, и Алёна хваталась за неё, как утопающий за последнюю соломинку, и рыдала, рыдала.
— Глупая ты моя… маленькая… дурочка, — в ухо выдохнула ей мама.
— Мамочка!
— Ну, пойдём… пойдём к Огневым, в тепло… Пойдём…
Ни о какой тренировке не было уже и речи. Мама — простила, мама снова рядом, что могло быть важнее?
Поиски кота увенчались успехом: Алёна сдала треклятую аттестацию, сдала так, как никогда бы не подумала — с индексом Гаманина в пять и две! Пять и две!!
— А я тебе что говорил? — философски заметил Алексей Белоглазов. — Ты — можешь, Свенсен. Завтра, в то же время.
— Да на что! — поразилась Алёна. — Я же сдала экзамен!
— Значок ты получила, — с жалостью сказал Алексей. — А экзамен тебе придётся сдавать не этим суровым хмырям из Аттестационного центра, а жизни. Причём каждый день. Это, конечно, если ты не собираешься отсиживаться в своём городе, под защитой климатических станций, вечно. Хреново, если собираешься, прямо тебе скажу.
«Рассказать ему о «Ковчеге», что ли?»- со вспышкой неожиданной злости подумала Алёна. — «В городе вечно отсиживаться, ха!» Но потом ей в голову пришла мысль, что в дальней экспедиции тем более надо держать себя в хорошей форме…
— Ладно, — сказала она. — Приду…
— Вот и славно, — кивнул Алексей.
Они простились, и Алёна побежала со всех ног к домовладению Огневых: хвастаться маме. День был солнечным, пронзительно-синим и розово-белым: вчерашний снег окончательно стаял к полудню, и всё вокруг звеняще цвело, разбавляя холодный воздух запахами весны. Земля исходила паром, качались на тонкий стебельках белые, жёлтые синие, сиреневые и розовые первоцветы. Солнце плыло сквозь когтеобразные завитушки перистых облаков, — к перемене погоды. Над холмами предгорий висела белёсая хмарь. Зима не собиралась сдаваться так рано. На Отрадное шёл очередной буран…
— Мама, мама! — влетела Алёна в дом. — Мама! Я аттестацию прошла!
Мама обнаружилась на малой кухне. Стояла спиной к окну, держала в руках чашечку, судя по запаху — кофе… Она не обернулась на крик дочери.
— Мама… — Алёна сбавила тон, уже чувствуя нехорошее, но остановиться не сумела:- Я аттестацию…
И только потом она заметила Тима. Локти на столе, кулаки подпирают голову, вся поза кричит о безмерной усталости. «А Огнева нет нигде», — ошалело подумала Алёна, ещё не до конца понимая, что это означает.
— Тим, — севшим вдруг голосом спросила девочка. — Где Огнев? Вы уезжали вместе!
— В больнице, — отрывисто сказала мама. — Ранен.
— Но он выживет?!
Мама промолчала.
— Надо ехать, — сказал Тим. — Мы приехали после бурана…
— Он хочет вести машину, — деревянным голосом сказала мама. — Сумасшедший.
— Да и пусть ведёт! Мама, поехали!
— Я ему не верю! Я ему не то, что машину, я… — мама сжала кулак и выдохнула:- Двор мести не доверю!
— А я не поверил вам, мама, — невозмутимо сказал Тим. — И поступил правильно.
— Мама! — возмутилась Рита Свенсен.
Тим быстро потёр кончиками пальцев переносицу. Сморщился, будто пытался что-то вспомнить, но вспомнить никак не мог, и это вызывало у него сильную мигрень.
— Аля, — растерянно-беспомощно спросил он, — разве мы ещё не…
— Мы уже, — перебила его Алёна, и ответила на гневный взгляд матери: — Мама, не обсуждается.
— Не успеешь — опоздаешь, — тихо сказал Тим, глядя будто внутрь себя куда-то, Алёна уже видела у него такой взгляд и испугалась, а Тим продолжил: — Опоздаешь насовсем. Не успеешь — опоздаешь, буран прошёл, прошёл буран…
— Тим! — вскрикнула Алёна, хватая парня за руку.
Он сильно вздрогнул и непонимающе уставился на него:
— Тим, пошли, где машина? Мы успеем. Мы не опоздаем!
— Да? — скептически спросил он, но не стал спорить.