Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пароходы стали подходить к пристани Западно-Сибирского пароходного и торгового товарищества, послышался колокольный звон всех церквей, и улицы наполнились народом. Комиссары Временного правительства удивились и встревожились: неужели это монархическая демонстрация? Отправили на берег разведчиков. Оказалось, что, по обычаю, православные празднуют Преображение Господне.
Узники должны были разместиться в бывшем губернаторском доме. Большое белое здание в два этажа с фасада и в три со стороны сада находилось в центре города и было окружено другими старинными, но все еще прочными общественными зданиями. Напротив стоял такой же большой дом, принадлежавший богатому купцу Корнилову. Он был реквизирован для особ свиты.
Когда Кобылинский, Татищев и Долгоруков пошли осмотреть особняк, предназначавшийся для проживания Царской семьи, выяснилось, что помещения далеко не готовы. Царь писал: «Узнали, что помещения пустые, без всякой мебели, грязны, и переезжать в них нельзя. Потому [мы остались] на пароходе и стали ожидать обратного привоза необходимого багажа для спанья. Поужинали, пошутили насчет удивительной неспособности людей устраивать даже помещение и легли спать рано».
Царская семья и некоторые служащие остались на борту «Руси» еще на неделю, проведя ее не без пользы для себя. Капитан возил их на пароходе, делая остановки там, где можно было прогуляться и даже устроить пикник. Это были их самые свободные, счастливые дни. Даже Александра Феодоровна сходила на берег, чтобы немного пройтись или посидеть, наблюдая за остальными.
Тем временем большинство лиц свиты, комендант, правительственный комиссар и многие слуги отправились ремонтировать особняк. Комнаты были выскоблены и выкрашены, окна вымыты, приобретена мебель и даже пианино, повешены картины и шторы. И все равно, когда Семья въехала, они «осмотрели весь дом снизу до чердаков». Как отметил в дневнике Николай, «они пошли в… скверный огород». «Все имеет старый заброшенный вид».
Царская семья заняла весь второй этаж. По обеим сторонам залы внизу лестницы находились гостиная и кабинет. За ними выходили в коридор спальни. Государь и Императрица занимали главную, а все четыре дочери устроились в угловой. У каждой был собственный уголок, на который они наложили свой отпечаток: походная кровать, стул с прямой спинкой и туалетный столик. На столики поставили иконы, положили книги, расчески, щетки, флаконы с духами; на кровати положили любимые подушки, вязаные шерстяные платки и предметы одежды, для которых недоставало места в гардеробе. В изголовье каждой кровати висели фотографии друзей и родных, яхты «Штандарт», подшефных полков, пикников, любимых животных и т. п.
Слева от коридора была спальня Наследника, рядом с ней — небольшая комната Нагорного. Жильяр поселился на первом этаже рядом со столовой. Остальные спутники Царской семьи обосновались в Корниловском доме через дорогу. Задняя часть верхнего этажа была занята слугами и нераспакованным багажом.
Вначале обстановка была свободнее и приятнее, чем в Царском Селе. Солдаты в большинстве своем были кадровыми, не столь угрюмыми, хотя бойцы роты Лейб- гвардии 2-го Стрелкового полка по-прежнему были враждебно настроены. Особы свиты могли свободно приходить и уходить, нескольким слугам разрешили жить в городе вместе с семьями, сопровождавшими их, а доктор Боткин даже имел частную практику.
Сама же Царская семья такой свободой не пользовалась, хотя вначале внутри дома Кобылинский охрану не ставил. Однако когда ей вздумалось перейти через дорогу и посетить Корниловский дом, стрелки 2-го [б. Императорской фамилии!] полка возмутились и потребовали, чтобы узников охраняли более усердно. Сообщение с Корниловским домом стало ограниченным. Полковнику Кобылинскому пришлось приказать возвести высокий забор вокруг губернаторского дома, прилегающей к нему территории, служебных построек и прирезанной части соседней улицы. Эта пыльное, лишенное деревьев пространство было единственным местом для прогулок Семьи. В частых просьбах Императора разрешить под охраной прогуляться в город или за его пределы неизменно отказывали на том основании, что нельзя гарантировать безопасность узников — отговорка, которую он находил «глупой». До самого конца ни он сам, ни Императрица не могли понять враждебности к ним того самого народа, который они считали «истинно русским».
Второй этаж губернаторского дома был украшен небольшими балконами, шедшими снаружи окон, и большим балконом на западном фасаде, который члены Семьи активно использовали. В хорошую погоду они там пили чай и в течение дня зачастую выходили на него подышать воздухом. Оттуда можно было наблюдать за тем, кто, куда и откуда идет, как протекает нормальная жизнь в центре города. Обыватели также имели возможность наблюдать за узниками.
Революционные настроения еще не успели проникнуть в здешние места. Местные жители, многие из которых были потомками ссыльных или политических заключенных, до сих пор почитали Царя как Помазанника Божия, к которому не смеют прикасаться светские власти’.
Однако, находясь среди них, Царь жил в условиях, не доступных их пониманию. Лица Императорской свиты ходили по городу в форме, верные слуги в ливреях, в то время как самого Царя и его близких прятали за высоким забором. У ворот были выставлены часовые, которые постоянно ходили по периметру ограды. Порой агрессивно настроенный солдат разгонял местных жителей, которые постоянно собирались у губернаторского дома, чтобы взглянуть на его Августейших обитателей. Иногда можно было видеть, как величественная Царица, сидя в кресле, занимается рукоделием. Прекрасных юных Царевен можно было видеть чаще. Они всегда отвечали поклонами на дружеские приветствия. Царь и Цесаревич не очень любили показываться на людях, но когда такое происходило, это становилось событием дня. Горожане крестились, кланялись, некоторые опускались на колени. Люди также приносили угощения. Монахини доставляли сласти, крестьяне — масло и яйца, купцы — фрукты и деликатесы. «Дары небес», — называла их Императрица.
К сентябрю в губернаторском доме установился приблизительно такой же порядок, какой существовал в Александровском дворце. Дни протекали согласно распорядку и с надеждой на будущее, к которому родители готовили своих детей: по утрам — занятия, в одиннадцать — перерыв на чай и прогулка, затем — снова занятия, ленч и снова прогулка. К вечеру свободного времени становилось