– Склеил твой дед два рассказа в один, – Степан махнул рукой и сердито стукнул кулаком по столу. – Значит, твоя тетрадка и есть ключ ко всем кошмарам. Если ты хорошо помнишь всё то, что в ней писал, тогда нам не составит труда пройти до конца по тропинке кошмарных снов.

– Звучит неплохо, но задним умом мы все крепки. Это сейчас мы с тобой легко склеили два куска, когда видение в реальном мире закончилось. А тогда я вряд ли бы до такого додумался. Ведь в тетради много всего написано, что с чем стыковать следует?

– Понимаю, – раздосадовано выдохнул Степан. – Но лопату мы тебе нашли, а как ты ей воспользуешься, дело десятое. Я точно твоей тетради не видел. И если даже сейчас мне всё расскажешь, я либо не запомню, либо не сложу всё в момент претворения в жизнь ночного видения.

Степан прав. Он эту задачку не решит. Значит, придётся мне теперь и со страхом бороться, который смотрит из тёмного угла бешеной собакой, и сюжеты из тетради в голове прокручивать, пытаясь их сложить в один сюжет. Незавидное положение, конечно. И всё же это лучше, чем ничего. Авось правильное решение будет само всплывать в голове, подчиняясь некому наитию.

– Пора выйти отсюда и подумать, куда двигаться дальше.

Степан спорить со мной не стал, как и добавлять что-либо к тому, что мы уже обсудили. В четыре шага я преодолел расстояние, отделявшее меня от входной двери в летний домик Гаврилы. Однако сразу дергать ручку я не решился. Приложив ухо к дереву, я прислушался, не доносится ли с улицы каких-то подозрительных и необычных звуков. Первые секунды всё было тихо, а затем я отчетливо расслышал, как детский голос, скорее всего это была девочка, напевал какую-то простую и незамысловатую мелодию.

– Ты тоже это слышишь? – спросил я у своего друга.

Степан приложил ухо к двери и утвердительно мотнул головой.

– Вспоминай, что там у тебя в тетради записано по поводу маленьких девочек, – недовольным голосом буркнул мой друг.

Но про детей у меня точно никогда кошмаров не было. По крайней мере, записанных в тетради. Поразмыслив пару мгновений, я уверенно толкнул дверь, но та отозвалась глухим звоном вперемешку со скрипом и не сдвинулась с места. Опять кто-то закрыл снаружи?

– Странно, дверь открывается вовнутрь… – резюмировал Степан, осматривая петли. – Это нелогично, да и раньше всё было иначе. Это я точно помню.

Я пощупал пальцами петли. Без сомнений, железо было настоящим. Ничего не рассыпалось от моего касания и не изменилось. Похоже, мы наткнулись на первое отличие от реального мира. Значит, всё-таки мы не совсем в деревне. В любом случае делать было нечего. Я собрался с силами и потащил дверную ручку на себя. С первым скрипом двери свет в глазах моргнул, и внутри дома и за окнами на улице воцарилась темнота. Утро в мгновение ока сменилось ночью. Степан от неожиданности тёр глаза, но солнце не возвращалось обратно на небосклон. По положению луны на небе я не умел определять время, потому затруднялся ответить, сколько могли бы показывать часы в данную минуту. Может быть, перемещение завершилось только сейчас? Как-то иначе трактовать подобный эффект не хотелось.

Дверь открылась и явила нашему взору маленькую девочку, лет шести. Она была одета в белое кружевное платьице с приклеенными красными розами в области живота и бледно-голубую шапочку. На ногах красовались жёлтые босоножки. Девочка напевала песенку, мотив которой мне не казался знакомым, и играла с куклами на крыльце дома Гаврилы. Игрушки были сделаны из тряпок и были безликими. Девочка расставляла перед куклами, повёрнутыми друг к другу, пластмассовые кружечки и понарошку наполняла их из небольшого чайничка. Ребёнок так был увлечён своей игрой, что даже не поднял голову, когда мы открыли дверь и сделали несколько шагов вперёд, подходя ближе.

– Варя? – удивлённо спросил Степан, наклоняясь и рассматривая лицо девочки. – А ты чего здесь делаешь?

Детей с таким именем в деревне было несколько, но под возраст шести лет подходила только одна. Дочка Лёшки, который половину бань построил у нас. Он окончил институт по труднопроизносимой специальности в области математики, но душа требовала другого – его тянуло строительству и проектированию. Вот он обзавёлся книгами «Сделай сам» и стал руку набивать. Первые бани выходили не очень. Но он экспериментировал на себе и на своем соседе, который был не против отдать участок под опытные экземпляры. А теперь его постройки хоть на выставку отправляй. Все идеально выверенные, красивые и ни одна друг на друга не похожа. Теперь односельчане в очередь встают к Лёшке, чтобы он и им баню построил. Даже старые свои сносят, лишь бы заиметь его шедевр у себя на участке. Лёшка не по шаблону мастерит. К каждому объекту подходит индивидуально. Обсуждает все этапы с заказчиком – а это не может не подкупать. Душу он свою вкладывает, потому всё красиво получается. И служит безотказно.

– Твой папа тебя не хватится?

– Степан, – шикнул на друга я, говоря зачем-то шёпотом, хотя девочка прекрасно слышала мои слова, ведь находились мы совсем близко. – Не забывай, что мы сейчас в том странном новогоднем шарике, оставленном детьми старухи Анны. Здесь всё может быть обманом.

– А может быть и настоящим, – не хотел мириться с моими опасениями друг. – Мы не знаем, что правда, что вымысел. И куда на самом деле мы переместились. Потому давай решать задачи постепенно. Предположим, что Варя – вполне себе настоящая девочка, имеющая реального папу. А дом их отсюда очень далеко. Милая, – Степан снова обратился к ребёнку, продолжавшему свою игру в чаепитие с тряпичными куклами, – давай мы тебя домой проводим?

Варя подняла голову и улыбнулась, ничего не ответив. Да, сходство с дочкой Лёшки было. Это его ребенок. Девочка поочерёдно поднимала кружки и поила куколок несуществующим напитком из них, чуть громче напевая приставучую мелодию.

– Ты хочешь остаться здесь? – не прекращал попыток разговорить ребёнка Степан. – Может быть, нам сходить за твоим папой?

– Давай пойдем дальше? – высказал я мысль, давно крутившуюся на языке.

Мне не очень нравилось то, что мы видели. Казалось бы, ничего страшного, но на душе как-то леденело всё от этих кукол без лиц и от этой странной мелодии, словно касающейся холодными пальцами висков и спины. Но Степан приложил указательный палец к губам, призывая меня замолчать. Девочка неожиданно закончила поить куколок из кружек и стала разворачивать их всех лицом к дому. Мой друг округлил глаза и сделал несколько шагов назад. Я не понимал, что его так напугало, но на всякий случай тоже двинулся к дверному проёму.

– Я вспомнил, что означают эти куклы, – сбивчиво проговорил Степан, прижимаясь спиной к стене дома. – Мне моя прабабушка рассказывала очень давно. Никогда не придавал этому значения, потому что не сталкивался. Да и в мистику я ж особо не верю. А теперь вот увидел, и всё само в голове всплыло…

– Прямо как у меня со снами, – поспешил я вставить свою ремарку, пока Степан переводил дух.

– Наверное, – отмахнулся он от моего замечания, вытирая проступивший пот со лба. – В общем. Кукла всегда воспринималась как некий заместитель человека, эдакая его миниатюра. Но это не как с куклами Вуду. Идея, о которой мне говорила прабабушка, совершенно иная. Кукла является оберегом от злых духов. То есть человек создает сам себя и мысленно наделяет силами, способными дать отпор мистическим существам или же просто нехорошим людям. Но не в случае, если с такой игрушкой взаимодействует ребенок. Дети в деревенских пересказах обладают пророческим даром. Они умеют предсказывать будущее. Иногда даже в состоянии изменить судьбу взрослого человека, – на этой фразе он замолчал и громко сглотнул слюну, не глядя на меня и наблюдая лишь за девочкой, поворачивающей кукол в сторону дома Гаврилы.