Впрочем, он отчасти даже радовался такому затянувшемуся молчанию, хотя и чувствовал себя из-за этого немного виноватым. Как отец, Мэйн, безусловно, заслуживал того, чтобы сын был с ним, но Дункан очень привязался к малышу и не хотел бы с ним расставаться. Он держал экономку, а недавно нанял еще и прекрасную ирландскую няню, которая не только кормила ребенка, но и выполняла другие, довольно отвратительные обязанности, связанные с младенцами.

Свое дело няня знала превосходно и уже пообещала, что поедет с ним, куда бы его в скором времени ни позвал долг. Экономку придется рассчитать, выдав ей жалованье за месяц – нет, за два месяца. Правда, ирландка могла испугаться, узнав об индейцах, но ничего – он найдет другую. Главное – чтобы малыш отправился с ним. Роль двоюродного деда, а по сути – отца добавила в жизнь старого холостяка неожиданно новый и очень приятный опыт. Единственная девушка, которую он обожал в юности, умерла от чахотки до того, как они успели пожениться, и он так и не смог найти никого, кто занял бы ее место в его сердце. Теперь та пустота, в которой должна жить любовь, снова заполнялась.

Дункан быстро дошел до небольшого арендованного дома в нескольких кварталах от Пенсильвания-авеню, с мальчишеской резвостью, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал на крыльцо, распахнул дверь и закричал с порога:

– Морин! Где мой внучатый племянник? Неси его сюда! У меня отличные новости! Мы сегодня уезжаем.

За всю свою жизнь Чарльз испытывал страх очень редко. Пару дней его пугала непривычная обстановка в Вест-Пойнте, потом был Шарпсберг и вот теперь – Вашингтон. Сколько же здесь этих чертовых янки! Хоть солдаты, хоть штатские, все только шипели как змеи, когда он вежливо задавал вопросы со своим явным южным акцентом. Висевшие на каждом углу флаги и лозунги еще больше вгоняли его в уныние, напоминая о поражении. Он чувствовал себя как дикий зверь, выскочивший из леса и тут же окруженный охотниками.

Напустив на себя уверенность, которой совсем не чувствовал, он прошел через Президентский парк и поднялся по ступеням военного министерства. Цыганский плащ он оставил в жалких меблирашках на острове, а пуговицы выгоревшей серой рубашки застегнул до горла, чтобы выглядеть более опрятно, но этого все равно было не видно из-за длинной нечесаной бороды. Ладно, подумал он, все равно его волчий вид уже ничем не исправишь.

Нервно вертя в пальцах новую сигару, он вошел в вестибюль первого этажа и сунулся в первую же открытую дверь. Большая комната была разделена стойкой, за которой он увидел множество людей в форме и штатских, деловито носивших кипы бумаг от стола к столу. Да, это было похуже любого сражения.

Что ж, придется пройти и через это. Он готов вынести любое унижение, лишь бы найти Дункана и узнать наконец, где Августа.

Один из клерков, в синем мундире, лысый как набалдашник трости, хотя на вид был не старше тридцати, подошел наконец к своему столу, заставив Чарльза прождать минуты три. Разгладив огромные напомаженные усы – сначала правый, затем левый, – он внимательно посмотрел на своего тощего посетителя.

Сначала он отметил грязную рубашку кадетского серого цвета, потом армейский кольт модели шестидесятого года и наконец зажатую между коричневыми от солнца пальцами сигару, которую тоже можно было приравнять к оружию. В результате этого осмотра он счел стоящего перед ним человека личностью малоприятной, на которую едва ли стоить тратить время.

– Да? – сухо спросил он.

– Я пытаюсь найти одного офицера, – сказал Чарльз. – Могу я…

– А вы, часом, городом не ошиблись? – надменно перебил его клерк. – В военном министерстве Соединенных Штатов нет личных дел бунтовщиков. И, на тот случай, если вам никто не сказал, вы, как условно освобожденный, не имеете права носить оружие. – С этими словами он отвернулся.

– Простите, – добавил Чарльз, – но это офицер вашей армии. – Он слишком поздно понял, что говорить этого не стоило, ведь таким заявлением он только подтверждал преданность своему старому флагу, но все же закончил: – Его имя…

– Боюсь, мы не сможем вам помочь. Нам некогда рыться в архивах ради каждого предателя, который входит в эту дверь.

– Послушайте, рядовой, – сказал Чарльз, уже закипая, – я прошу вас так любезно, как только могу. Мне очень нужна помощь. Я должен найти этого человека, это вопрос жизни и смерти. Просто скажите мне, в какой кабинет мне…

– В этом здании вам никто не поможет, – громко огрызнулся клерк явно в расчете на то, чтобы его услышали все; судя по тому, как резко поднялись головы остальных служащих, как зависли в воздухе только что скрипевшие перья и как любопытные взгляды устремились в сторону Чарльза, своей цели он достиг. – Почему бы вам не спросить Джеффа Дэвиса? – издевательским тоном произнес клерк. – Его как раз утром отправили в форт Монро.

– Мне плевать, где сейчас Джефф…

Но клерк уже снова отвернулся.

Чарльз бросил сигару, быстро вытянул руку над стойкой и схватил его за воротник:

– Выслушайте меня, черт побери!

Застывшие от ужаса лица, бросившиеся врассыпную люди, пронзительные крики – и его собственный громче всех:

– Будьте хотя бы просто вежливы!

Послышались голоса:

– У него револьвер!

– Отберите его!

– Осторожнее, он может…

В общей суматохе чьи-то руки схватили его сзади. Потом еще двое сержантов – один невероятно огромный – выбежали из-за стойки и тоже поспешили к нему.

– Тебе лучше убраться отсюда, парень, – сказал здоровяк, пока клерк старательно надувал щеки, изображая ярость, и брезгливо, двумя пальцами, держался за воротник, как будто после прикосновения Чарльза он стал заразным. – Начнешь шуметь – и придется тебе обедать в Старой Капитолийской тюрьме. А может, и ужинать тоже.

Чарльз вывернулся из державших его рук, сверкая глазами. Сержанты вели себя совсем не враждебно, по крайней мере здоровяк, но настроены были очень решительно. Ему ужасно хотелось пустить в ход кулаки. Сзади в коридоре уже собирались зрители. Он слышал их глухое бормотание, когда высокий сержант цепко сжал его запястье:

– Идем, бунтовщик. Веди себя разумно.

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Резкий голос заставил их отпустить Чарльза и вытянуться в струнку. Чарльз обернулся и увидел подтянутого седоволосого офицера средних лет, без трех пальцев на правой руке. На эполете его темно-синего мундира он заметил вышитого серебряного орла.

– Полковник, – начал клерк, – этот бунтовщик заявился сюда и начал что-то требовать в оскорбительной форме. Мой вежливый отказ он принять отказался и вместо этого попытался…

Но Чарльз уже не слышал, что лепетал этот мерзавец, он во все глаза смотрел на офицера и видел ферму на севере Виргинии, словно из какой-то другой жизни.

– Чего именно он требовал? – спросил офицер, бросив на Чарльза сердитый короткий взгляд, и вдруг, словно не поверив своим глазам, посмотрел на него еще раз, не скрывая изумления.