дозволено выразить одобрение Божества посредством этой необычайной церемонии[550]. Титул Великого, которым император Лев был отличен от монархов, царствовавших после него под тем же именем, служит доказательством того, что константинопольские императоры внушили грекам очень скромное понятие о том, каких совершенств можно искать в героях или по меньшей мере в императорах. Впрочем, спокойная твердость, с которой Лев противился тирании своего благодетеля, доказывала, что он сознавал и свой долг, и свои права. Аспар был очень удивлен тем, что уже не мог бы повлиять даже на выбор какого-нибудь константинопольского префекта; он осмелился упрекнуть своего государя в нарушении данного слова и, дерзко встряхивая его порфиру, сказал: «Тому, кто носит это одеяние, неприлично навлекать на себя обвинение во лжи». — «Также неприлично, — возразил Лев, — чтобы монарх подчинял и свою собственную волю, и общественные интересы воле своего подданного». После этой необыкновенной сцены примирение между императором и патрицием не могло быть искренним или по меньшей мере не могло быть прочным и продолжительным. Армия, втайне набранная из исавров, была введена в Константинополь, а между тем как Лев подкапывался под авторитет Аспарова семейства и подготовлял его гибель, своим мягким и осторожным обхождением он удерживал членов этого семейства от опрометчивых и отчаянных попыток, которые могли бы быть гибельны или для них самих, или для их противников. Этот внутренний переворот отразился на действиях правительства и в том, что касалось его мирной политики, и в том, что касалось вопросов о войне. Пока Аспар унижал своим влиянием достоинство верховной власти, он держал сторону Гензериха и из тайного религиозного сочувствия, и из личных интересов. Когда же Лев сбросил с себя эту позорную зависимость, он стал с сочувствием внимать жалобам италийцев, вознамерился уничтожить тиранию вандалов и объявил о своем вступлении в союз со своим сотоварищем Антемием, которого он торжественно облек в диадему и в порфиру западного императора.

Западный император Антемий. 467–472 годы. Добродетели Антемия, вероятно, были преувеличены, как была преувеличена и знатность его рода, который будто бы происходил от целого ряда императоров, тогда как между его предками не было ни одного императора, кроме узурпатора Прокопия. Но благодаря тому, что его ближайшие родственники отличались и личными достоинствами, и почетными званиями, и богатством, Антемий принадлежал к числу самых знатных подданных Восточной империи. Его отец Прокопий по возвращении из своего посольства в Персию был возведен в звание генерала и патриция, а свое имя Антемий получил от своего деда с материнской стороны, от того знаменитого префекта, который с таким искусством и успехом управлял империей во время малолетства Феодосия. Внук бывшего префекта возвысился над положением простого подданного благодаря своей женитьбе на дочери Маркиана Евфимии. Такой блестящий брак, который мог бы восполнить даже недостаток личных достоинств, ускорил последовательное повышение Антемия в звание комита, главного начальника армии, консула и патриция; а благодаря своим дарованиям или своему счастью, Антемий покрыл себя славой победы, которую одержал над гуннами неподалеку от берегов Дуная. Зятя Маркиана нельзя было упрекнуть в безрассудном честолюбии за то, что он надеялся наследовать своему тестю; но обманувшийся в своих ожиданиях Антемий перенес это разочарование с мужеством и с терпением, а когда он был возведен в звание западного императора, все одобряли этот выбор, так как считали его достойным царствовать до той минуты, когда он вступил на престол. Западный император выступил из Константинополя в сопровождении нескольких комитов высшего ранга и отряда телохранителей, почти столь же сильного и многочисленного, как целая армия; он совершил торжественный въезд в Рим, и выбор Льва был одобрен сенатом, народом и варварскими союзниками Италии. Вслед за воцарением Антемия состоялось бракосочетание его дочери с патрицием Рицимером, и это счастливое событие считалось за самую прочную гарантию целости и благосостояния государства. Богатство двух империй было по этому случаю выставлено напоказ с тщеславным хвастовством, и многие из сенаторов довершили свое разорение чрезмерными усилиями скрыть свою бедность. Все деловые занятия были прекращены во время этого празднества; залы судебных заседаний были закрыты; улицы Рима, театры и места публичных и частных увеселений оглашались свадебными песнями и танцами, а высокая новобрачная, в шелковом платье и с короной на голове, была отвезена во дворец Рицимера, заменившего свой военный костюм одеянием консула и сенатора.

Приготовления к войне с африканскими вандалами. 468 год. Во всех своих публичных заявлениях император Лев относился к Антемию с авторитетом отца и выражал свою привязанность к нему как к сыну, с которым он разделил управление миром. По своему положению, а может быть, и по своему характеру Лев не чувствовал расположения подвергать свою особу трудностям и опасностям африканской войны. Но он с энергией употребил в дело все ресурсы Восточной империи для защиты Италии и Средиземного моря от вандалов, и Гензериху, так долго владычествовавшему на суше и на море, стало со всех сторон грозить страшное нашествие. Кампания открылась смелым и удачным предприятием префекта Гераклия. Войска, стоявшие в Египте, Фиваиде и Ливии, были посажены на суда под его главным начальством, а арабы, запасшиеся лошадьми и верблюдами, прокладывали путь в пустыню. Гераклий высадился близ Триполи, завладел врасплох городами этой провинции и для соединения с императорской армией под стенами Карфагена предпринял такой же трудный переход, какой был уже прежде него совершен Катоном. Известие об этой потере заставило Гензериха прибегнуть к коварным заискиваниям мира, которые оказались безуспешными; но его еще более встревожило примирение Марцеллина с обоими императорами. Пользовавшийся самостоятельной властью патриций согласился признать законные права Антемия и сопровождал его во время поездки в Рим; далматийскому флоту был открыт доступ в италийские гавани; предприимчивый и мужественный Марцеллин выгнал вандалов с острова Сардинии, и вялые усилия Запада в некоторой степени увеличили важность громадных приготовлений, которые были сделаны на Востоке. Расходы на снаряжение морских сил, высланных Львом для войны с вандалами, были вычислены с точностью, а этот интересный и поучительный расчет знакомит нас с денежными средствами приходившей в упадок империи. Из императорских поместий или из личной казны императора было израсходовано семнадцать тысяч фунтов золота; сорок семь тысяч фунтов золота и семьсот тысяч фунтов серебра были собраны в виде налога и внесены в государственное казначейство преторианскими префектами. Но города были доведены до крайней бедности, а тот факт, что денежные пени и конфискации считались за важный источник доходов, не говорит в пользу справедливости и мягкости тогдашней администрации. Все расходы на африканскую экспедицию, какими бы способами они ни были покрыты, доходили до ста тридцати тысяч фунтов золота,