is coming in: the dykes are down:

War, Terror, Poverty, swing through the town,

And the cold wind claims to be understood.

Джулиан Хьюэрд Белл (1908–1937)

Чепуха

Песня на́ шесть пенсов

Да в горсти овёс,

В огороде хахаль,

В небе бомбовоз.

А банкиру льётся

Золото за так;

Жаль не продаётся

Тот овёс никак.

Пьёт шерри королева,

Под джаз лихой пляша;

Толпа глядит без гнева,

Не смысля ни шиша.

Деньжата обернул банкир,

Но не ушёл овёс,

И ты остался гол и сир

И задаёшь вопрос:

Что за пушки в огороде,

А в небе бомбовоз?

Перевод В. Ослона

Ноябрь

Что сеяли мы год тому,

Сегодня можно жать—

Благая весть для тех, кому

За плугом не бежать.

Вперёд же, плуг! Порыв утроив,

Режь честной бороздой поля:

В карлейлев рай введут героев

Довольные учителя.

Того же, кто в ущерб идеям

Играет с ветром иль с огнём,

Честной народ сочтёт злодеем,

Поставив жирный крест на нём.

А пахарь, если обернётся,

Услышит грозный щёлк дрозда,

И чёрный мрак плеча коснётся,

И канет в дымке борозда.

По нам горит огонь сакральный:

Драконьи зубы разбросав

Как зёрна, в путь ушли мы дальный…

Сам Цезарь чтит наш кенотаф.

Перевод В. Ослона

Визуализация марксизма

Мир вскрытию подвергнуть, снять

Одежду с кожи, кожу с плоти, плоть с кости́.

Своих бацилл хирургу не изгнать,

Но можно наблюдение вести.

Режь, сомневайся; сердце обезволь;

Жар знаний и морфин уймут любую боль.

Нам явлена извечность бытия,

Как отраженье в заводи ручья,

Причём анализ есть деталь процесса:

Ведь нет метафор, чтобы скрыть, что наш

Глаз соглядатая включён в пейзаж,

Хоть за деревьями не видит леса.

Мы ищем пункт отсчёта, чтоб начать

Сперва тепло и холод различать,

А там и об абстрактном речь заводим

(Хотя ни алгебра, ни здравый взгляд

Победы Слову вовсе не сулят),

Но лишь опору скользкую находим.

Чего ж искать? Надеяться на что?

Ход времени не победит никто:

Грядёт прилив, и все приюты мнимы.

Волна смывает дамбы: в города

Врываются Война, Террор, Нужда

И зимний ветер, что познать должны мы.

Перевод В. Ослона

Charles Donnelly (1914–1937)

Last Poem

Between rebellion as a private study and the public

Defiance is simple action only which will flicker

Catlike, for spring. Whether at nerve-roots is secret

Iron, there’s no diviner can tell, only the moment can show.

Simple and unclear moment, on a morning utterly different

And under circumstances different from what you’d expected.

Your flag is public over granite. Gulls fly above it.

Whatever the issue of the battle is, your memory

Is public, for them to pull awry with crooked hands,

Moist eyes. And villages’ reputations will be built on

Inaccurate accounts of your campaign. You’re name for orators,

Figure stone-struck beneath damp Dublin sky.

In a delaying action, perhaps, on hillside in remote parish,

Outposts correctly placed, retreat secured to wood, bridge mined

Against pursuit, sniper may sight you carelessly contoured.

Or death my follow years in strait confinement, where diet

Is uniform as ceremony, lacking only fruit.

Or on the barrack square before the sun casts shadow.

Name, subject of all-considered words, praise and blame

Irrelevant, the public talk which sounds the same on hollow

Tongue as true, you’ll be with Parnell and with Pearse.

Name aldermen will raise a cheer with, teachers make reference

Oblique in class, and boys and women spin gum of sentiment

On qualities attributed in error.

Man, dweller in mountain huts, possessor of coloured mice,

Skilful in minor manual turns, patron of obscure subjects, of

Gaelic swordsmanship and mediaeval armoury,

The technique of the public man, the masked servilities are

Not for you. Master of military trade, you give

Like Raleigh, Lawrence, Childers, your services but not yourself.

Чарльз Донелли (1914–1937)

Последняя поэма

Между бунтом как частным делом и открытым

Вызовом есть только простое действие, которое мелькнет

В кошачьем прыжке. Есть ли при корнях нервов тайное

Железо — не скажет прорицатель, но мгновение покажет.

Простое и неясное мгновенье, утром иным и в совершенно

Иных условиях, чем прежде ожидал ты.

Твой флаг развернут над гранитом. Чайки скользят над ним.

Каким бы ни был результат сраженья, твоя память

Открыта всем, и смогут ее исказить кривые руки,

Влажные глаза. А репутацию селений построят на

Неточных сообщеньях о твоем походе. Ты — имя для ораторов,

Окаменевшая фигура под влажным небом Дублина.

В оборонительном сраженьи, может быть, на склоне холма в отдаленном приходе,

Расставлены аванпосты, путь отступленья к лесу обеспечен, мост заминирован

Против преследования, снайпер видит твой беспечный силуэт.

А может смерть преследовать годами в тесном заключении, где пища

Однообразна как обряд, нет только результата.

Или на плацу, прежде чем солнце отбросит тень.

Имя, предмет всех учтенных слов, хвалы и поношения

Безотносительно, и разговора общего, чей одинаков звук на пустых

Языках,