Шрифт:
Интервал:
Закладка:
т. Хрущёв – Где они гуляют? Это говорит о том, что мы возвращаемся к сталинским шифровкам.
т. Пельше – Вам никаких шифровок не вручают.
т. Хрущёв – Это материал мой и никто не имеет права брать его. Это николаевское время. Это полицейская расправа. Это возмутительная вещь.
т. Пельше – Возмутительная вещь. Ваши секретные материалы имеют широкое хождение, и вы за это несете партийную и государственную ответственность.
т. Хрущёв – Я готов на крест, берите гвозди и молоток.
т. Пельше – Эти фразы не нужны.
т. Хрущёв – Это не фразы. Я хочу этого. Русские говорят: от сумы и тюрьмы не откажешься. Я всегда в другом положении был и за всю свою политическую деятельность в порядке допрашиваемого в партийных органах никогда не был.
т. Постовалов – Здесь вы находитесь не как допрашиваемый, а на беседе. С вами идет разговор о том, как быть. Но вы напрасно говорите, что это утка пущена. Ведь материалы находятся уже в редакции. Вы можете поверить послу.
т. Хрущёв – Посла Добрынина я очень уважаю. Это самый умный посол за границей.
т. Постовалов – Поэтому надо думать, и прежде всего вам, какие в связи с этим нужно сделать заявления, а их придется делать, если вы говорите, что возмущаетесь.
т. Хрущёв – Я только одно скажу, что все, что я диктовал, является истиной. Никаких выдумок, никаких усилений нет, наоборот, есть смягчения. Я рассчитывал, что мне предложат написать. Опубликовали же воспоминания Жукова. Мне жена Жукова позвонила и говорит: «Георгий Константинович лежит больной и лично не может говорить с вами, но он просит сказать ваше мнение о его книге. Вы, спросила она, читали?» Я говорю, не читал, но мне рассказывали люди. Я сказал, отвратительно и читать не могу то, что написано Жуковым о Сталине. Жуков честный человек, военный, но сумасброд. Жуков описывает эпизод, как был убит Ватутин и что в это время и я там был.
т. Постовалов – Вы же сказали, что не читали книгу.
т. Хрущёв – Но мне рассказали.
т. Пельше – Как же вы можете судить о книге, которую не читали.
т. Хрущёв – Описан эпизод такой.
т. Пельше – Вы не знаете, как он описан.
т. Хрущёв – Вы как следует разговаривайте со мной. Я не болванка, чтобы дергать меня за ниточку. Я человек и имею свои достоинства. Вы пользуетесь своим положением. Но пока бьется мое сердце, я буду защищать человеческие достоинства.
т. Постовалов – Вы интересы партии должны защищать.
т. Хрущёв – То, что я пишу, не расходится с интересами партии.
т. Постовалов – Речь идет не о Жукове.
т. Хрущёв – Тов. Пельше не дал закончить мысль. Обрывать – это сталинский стиль.
т. Пельше – Это ваши привычки.
т. Хрущёв – Я тоже заразился от Сталина и от Сталина освободился, а вы нет.
т. Пельше – Это вы не знаете.
т. Хрущёв – Я имею право говорить.
т. Пельше – Я тоже имею право говорить.
т. Хрущёв – Я не читал и читать не буду, противно. Я жене Жукова говорю, – как Жуков мог написать такой эпизод о гибели Ватутина? Будто Ватутин выскочил из машины и пулеметом прикрыл мою машину. Я говорю, Ватутин был ранен в пах, выскочить не мог, а самое главное в этом деле то, что Хрущёва там не было. И во втором издании-то уже исправлено. А вы сказали, что я говорю неправду.
т. Пельше – Давайте думать, как исправить дело.
т. Хрущёв – Вы сейчас сильнее меня и можете это сделать.
т. Пельше – По дипломатической линии не можем.
т. Мельников – Вы, т. Хрущёв, можете выступить с протестом, что вы возмущены.
т. Хрущёв – Я вам говорю, не толкайте меня на старости лет на вранье.
т. Пельше – Речь идет о том, что нужно сделать, чтобы уменьшить политический ущерб.
т. Постовалов – А мемуары были?
т. Хрущёв – Я не могу сказать, что я не диктовал.
т. Мельников – Надо вам решать.
т. Хрущёв – Сейчас материал этот надо вернуть.
т. Пельше – Это вопрос другой.
т. Хрущёв – Я хотел обратиться к тов. Брежневу, а меня вызвали к вам. Ведь КПК орган репрессивный. Когда здесь сидел Шкирятов, сколько людей прошло…
т. Постовалов – Не то вы говорите. Ваш материал, как вы говорили, такой, который нельзя печатать много лет. А если он будет напечатан, какое возмущение это вызовет у советских людей.
т. Хрущёв – Я возмущен.
т. Постовалов – Вокруг этого разговор идет. Каково ваше отношение?
т. Хрущёв – Мое отношение самое партийное.
т. Постовалов – Таким оно и должно быть. Самое крайнее возмущение должно быть.
т. Хрущёв – Согласен на любое. В моей деятельности я пользовался острым словом и умел пользоваться.
т. Постовалов – И его надо применить сейчас, чтобы помешать публикации.
т. Хрущёв – Согласен. Это верно.
т. Постовалов – Если вы говорите, что возмущены до предела, то вам надо выступить по этому вопросу.
т. Мельников – Пока материал не опубликован, это могло бы сыграть какую-то роль.
т. Хрущёв – Вы поймите, ведь документа никакого нет, и я ничего не видел.
т. Постовалов – Вы тассовский материал тоже не видели?
т. Пельше – Когда уже собираются печатать материал, вы должны сказать, что я не собирался ничего писать и печатать.
т. Хрущёв – Я пока нигде не читал. В былые времена, мы, не будучи членами ЦК партии, я был секретарем Бауманского райкома, получали тассовский материал. Члены партии приходили и читали для ориентации о позиции наших врагов. Когда я был секретарем райкома партии в Донбассе, получали «Социалистический вестник». Ленин умер, но дух Ленина жил тогда.
т. Постовалов – Выходит, что вы нам не верите о том, что собираются делать с вашим материалом?
т. Хрущёв – Вы сами ничего не видели.
т. Постовалов – Достаточно, что они передают по радио и телевидению. Против этого надо возмущаться.
т. Хрущёв – Я возмущен.
т. Пельше – Нам сегодня стало известно, что американский журнально-издательский концерн «Тайм» располагает воспоминаниями Хрущёва, которые начнут публиковаться там. Это факт. И вы должны сказать свое отношение к этому. Из сообщений видно, что американская печать, а также германская и английская раздули вокруг этого ажиотаж. Хотелось бы, чтобы вы определили свое отношение к этому делу, не говоря о существе мемуаров, что вы возмущены этим и что вы никому ничего не передавали. Это в какой-то степени уменьшит интерес к публикации материалов и разоблачит ее организаторов.
т. Хрущёв – Пусть запишет стенографистка мое заявление.