В конце концов мы отказались от программы, выдвинутой Кузнецовым, но продолжали завершать программу, принятую Сталиным. Мы еще не настолько изучили вопрос, чтобы окончательно признать это направление неправильным.

Когда в конце 1955 года возник вопрос об освобождении от обязанностей командующего морскими силами адмирала Кузнецова[959], встал другой вопрос: кого назначить на его место? Предложили Горшкова[960]. Я слабо знал Горшкова, но слышал много хорошего как о человеке и специалисте, знающем морское дело. Узнал я Горшкова только на завершающем этапе войны, когда он вступил в командование Дунайской речной военной флотилией. Горшков мне нравился, и я его поддерживал, считал, что он соответствует своему назначению.

Решение проблемы морского вооружения оказалось трудным. Оно заставило меня сильно поволноваться и далось особенно мучительно. Адмиралы голосовали за надводный флот. Отказываясь от программы строительства большого надводного флота, мы все переживали это, я в том числе. А может быть, я-то переживал больше других. На море наш противник имел огромный флот, преимущественно авианосцы. Отказ от соревнования на море мог привести нас к подчиненному положению, чего нельзя было допустить. Поэтому и шли болезненные поиски правильного решения.

Возьмем Вторую мировую войну. Я не касаюсь сражений между Соединенными Штатами и Японией. В Европе судьба войны решалась не морским военным флотом, а сухопутными войсками: пехотой, танками, артиллерией и авиацией. Но следующая война редко бывает похожа на предыдущую, тем более в наше время великих открытий в науке и технике. К тому же любое вновь создаваемое оружие требуется рассчитывать на длительное время. Можно сделать и такое, которое быстро устареет и спустя короткий срок пойдет в переплавку. Потребуется вновь тратить крупные средства, чтобы не отстать. Например, когда в последний период жизни Сталина усилилось строительство крейсеров обычного типа, государственные деньги уходили на ветер.

В октябре 1955 года мы вернулись к обсуждению проблем флота, теперь уже не в Москве, а на главной черноморской военно-морской базе в Севастополе. Прошло лишь несколько месяцев после обсуждения на Президиуме ЦК программы адмирала Кузнецова. Теперь мы хотели послушать строевых командиров, ознакомиться с положением дел на местах. Кроме меня и Жукова, в Севастополь приехали Булганин, Маленков и еще кто-то из членов Президиума ЦК. Мы познакомились с кораблями Черноморского флота, подводными и надводными. Флот там был сравнительно маленький, надводные корабли – старенькие. В их числе «Новороссийск» – трофейный итальянский линкор, бывший «Джулио Чезаре». Вскоре после окончания нашего совещания, 29 октября того же 1955 года, он подорвался, находясь на якоре в Севастопольской бухте, и затонул. До берега там близко, большинство людей спаслось, но много все-таки погибло, около 600 человек. Когда разбирали причины взрыва, предположили диверсию. Потом специалисты пришли к выводу, что на дне лежала немецкая мина времен войны, якорь корабля ее шевельнул, и она сработала.

Итак, началось совещание. Нас знакомили с кадрами и с состоянием флота. Затем были организованы штабные морские учения. Я запомнил командира крейсера, после «начала войны» он принял на себя командование флотом «Южной» стороны. По сценарию учений им предстояло наступать. Он весело, даже залихватски, докладывал нам, как наш ВМФ топит противника: вот он уже продвинулся к Дарданеллам, вышел в Средиземное море, двинулся к Африке, занимает ее северные берега. Когда он перечислял, какими силами действует, мне стало грустно. Я увидел, что человек не знал новых военных средств, которыми располагал Советский Союз. А я считал, что, если этим оружием обладаем мы, то их может использовать и противник. Так бесцеремонно расправляться с противником, который имеет те же средства, что и у нас, негоже. Тут можно нарваться на крупные неприятности. А тот капитан первого ранга громил врага, даже не подозревая о береговых ракетах и самолетах-ракетоносцах.

Остановив его, я сказал: «Вот вы нам с такой уверенностью докладываете, как расправились с противником и завершаете его разгром. Если прикинуть, что может случиться в действительности при начале войны, то вы бы давно лежали на дне морском». Он посмотрел на меня с удивлением. «Слушаю, как вы командуете, – продолжал я, – и даже не используете наши новые средства вооружения, да и у врага не предполагаете их наличия. Например, крылатые ракеты. Мы-то их имеем. А к противнику всегда надо относиться с уважением. Самое опасное – недооценка его возможностей и преувеличение собственных».

Он озадаченно высказался: «Товарищ Хрущев, я впервые слышу о ракетной технике». Тут я согласился: «Это верно, тут мы виноваты, всё оказалось слишком засекречено». Прервали заседание. «Давайте, товарищи, – предложил я, – возьмем с собой моряков и поедем здесь же, в Крыму, на военную базу, там познакомимся с ракетоносцами и с ракетами береговой обороны, а потом продолжим совещание. Пусть моряки внесут коррективы в оценку противника».

Когда через некоторое время продолжили совещание, то уже не возвратились к прерванным учениям, а стали обсуждать по существу вопрос дальнейшего строительства ВМФ. Решили, что так дальше продолжаться не может, что нельзя держать все в секрете, не знакомя с достижениями даже наших людей, работающих на оборону, включая высший командный состав. Изменили направление строительства ВМФ, причем сориентировались на крупного специалиста по подводному флоту, работавшего в Генеральном штабе. Он обладал собственной точкой зрения, которая не пользовалась поддержкой. Сторонники подводного флота мне, как говорится, пошептали на ухо, что надо вызвать такого-то. К сожалению, и его фамилия испарилась из моей памяти.

Вызвали его. Он оказался интересной личностью. Заслушав его аргументы, приняли решение, что в строительстве ВМФ берем за основу подлодки. Мы издавна привыкли к надводному флоту, а подводный рассматривали как подсобное средство. Я поставил перед моряками вопрос: что такое крейсер?

– Плавающая артиллерия.

– На какое расстояние должен подойти крейсер к берегу, чтобы провести артиллерийскую подготовку и высадить потом десант?.. Я сейчас не могу точно вспомнить. Военные говорили: примерно 45 километров, не больше. Разрывная сила снаряда невелика в сравнении с ядерным зарядом ракет. А на крейсере до тысячи двухсот человек команды, ее надо содержать. Внешне он выглядит очень эффектно, красиво, особенно, если команду одеть в парадную форму. Одним словом, высшему командному составу крейсера были по душе. Как выстроится на палубе личный состав крейсера при встрече адмирала, подадут команду: «Смирно!»… большое это производит впечатление! Или входит он в порт с дружественным визитом!..