Ух, как трудно оказалось принимать такое решение. Сколько миллионов затратили – и вдруг уничтожить?

Я предложил министрам обороны, водного, морского транспорта и руководителям рыболовного флота подумать, нельзя ли как-либо их использовать. Может быть, переделать их в пассажирские? Они отвергли такую мысль: невыгодно экономически и неэффективно для работы. «Не использовать ли их как рыболовные»? – не успокаивался я. Изучили вопрос и снова отвергли: оказалось, что дешевле построить новые. «Тогда задействовать как туристические базы?» Перебрали всяческие варианты, а итог оставался прежним. Пришлось пойти на болезненное решение: уничтожить ценности, созданные своими руками. Так был начат безоговорочный поворот к созданию мощного подводного флота. Вот так решился главный вопрос перевооружения нашего Военно-морского флота, и я считаю, что решение мы приняли правильное. Сейчас, оглядываясь на пройденный путь, мне кажется, что иного, собственно, не было дано. Решение оказалось самым рациональным и самым выгодным, и не только с точки зрения бюджетных затрат, но и в главном: в обеспечении боевых возможностей флота. Один крейсер равнялся стоимости нескольких подводных лодок. А каждая подводная лодка в огневом отношении становилась в несколько раз мощнее надводного корабля, крейсера.

Я считаю наше решение правильным. И американцы вскоре изменили свое отношение к подводному флоту. Сейчас подводные лодки – это пусковые установки, обеспечивающие запуск ракет из подводного положения. Их трудно вывести из строя, потому что подводная лодка – подвижная ракетная установка, она имеет преимущество даже перед ракетными шахтами. Шахты на земле не скроешь, сейчас с космических кораблей фотографируется вся поверхность земного шара. Очень трудно сейчас держать в секрете, где расположены наши ракетные установки. Их, видимо, знает наш противник, и мы знаем тоже о расположении его ракетных установок. Иное дело – подводные лодки. Где они базируются, можно разведать, а где находятся в боевой готовности на случай нападения на противника, трудно определить. Больше возникает трудностей для поражения противником подвижных подводных стартовых устройств. Кроме того, подводная лодка имеет возможность вести борьбу с надводным флотом. Вооруженная ракетами, она действует на большем удалении от противника, чем старые подводные лодки с торпедами на вооружении.

Правда, некоторые существовавшие на флоте крейсера мы перевооружили, сняв с них классическую артиллерию и поставив ракеты. Но и это оказалось нерациональным, потому что корабли не обрели необходимых качеств. И мы стали широко продавать их: крейсеры, эсминцы и сторожевики.

К примеру, крейсер «Орджоникидзе»[966] продали Индонезии. Это островное государство нуждалось в таком вооружении. Хороший крейсер. На нем мы с Булганиным в апреле 1956 года посетили Великобританию. Новый по тем временам крейсер отвечал последним требованиям. Английские военные тогда очень им интересовались.

Да, болезненно проходило изменение нашей военно-морской доктрины. Большое значение в новой военно-морской стратегии мы придавали бомбардировочной авиации, вооруженной ракетами «воздух – корабль». Это тоже береговое оружие, но действующее на большом удалении. Я говорю «на удалении», потому что все-таки радиус авиации ограничен. Ракетоносцы и бомбардировщики без дозаправки в воздухе (а этого мы тогда делать не умели), не могут далеко удаляться от своих берегов. Скорость, высота полета не оставляют им надежды прорваться через плотную завесу зенитного огня. Нам оставался доступен Северный Ледовитый океан, но выходить в Северное море, не говоря уже об Атлантике, было опасно. В Тихом океане мы тоже могли действовать только в прибрежной зоне.

Расскажу, как мы сделали уступку самим себе, решив построить все же несколько современных крейсеров, вооруженных ракетами: ударными – для нападения, и зенитными – для защиты. Уступая военным морякам, отчаянно переживавшим тот факт, что мы лишились крейсеров, я высказал мнение, что нам следует достроить несколько штук на случай, если потребуется представителям СССР прибыть на военно-морском судне за границу. Но пусть такие корабли отвечают всем требованиям современной науки и техники. С данной целью заложенные ранее ракетные большие эсминцы переименовали в крейсера. Испытывали их в Белом море.

Мы с Малиновским, Горшковым и другими специалистами тоже вышли в море и наблюдали за испытаниями. Это было в июле 1962 года. Головной из этих кораблей – «Грозный», произвел хорошее впечатление ходовыми качествами и вооружением, но остался без брони, военные единогласно отвергли ее, потому что броня уже не могла соревноваться с мощными зарядами и только отягощала корабль, ухудшая его скорость и маневренность. А какова его боевая цена? Погода тогда стояла прекрасная, люди на корабле были в приподнятом настроении. Заразившись им, я спросил Горшкова: «Как вы оцениваете этот корабль? Мы можем сделать таких сколько нужно. Конечно, со временем, сразу их из котелка не вынешь, это ведь не гречневая каша. Но если бы такой же корабль имелся у противника, у нас возникли бы затруднения?» «Нет, – ответил Горшков, – он бы моментально был пущен ко дну. Мы бы его потопили ракетоносцами или подводными лодками. Если же он прорвался бы к нашим берегам, мы пустили бы в ход ракетные катера».

Так что эти корабли в бою ненадежны. Конечно, абсолютно надежного оружия нет. Против всякого оружия можно найти средство его уничтожения. Даже межконтинентальные ракеты с ядерными зарядами можно сбивать противоракетами. Можно сбивать и спутники Земли. А ликвидация такого корабля не представляла трудности для страны, имеющей современные средства нападения и защиты. У нас появились четыре подобных корабля. Но мы морякам так и сказали: «Лишь для того, чтобы встречать и провожать гостей и самим ходить по морю в гости. Красиво на крейсере выйти в море, прихвастнуть перед иностранцами». Подводная лодка такого впечатления произвести не может. Людей на ней мало, и сама она – просто плавающая сигара. Один крейсер послали на Балтику, другой – на Черное море, третий – во Владивосток, четвертый – на Север. Правда, это удовольствие дорогое. Но большой стране приходилось идти на издержки, связанные с престижем. Читая в газетах о наших военных делегациях, прибывающих с дружескими визитами в различные страны, встречаю названия как раз тех кораблей, о которых рассказал.

По данным печати (я не знаю, насколько ей можно верить), другие страны тоже имеют корабли такого типа. Возможно, для подобных целей, а возможно, для тренировки мозгов конструкторов Военно-морского флота. Это тоже необходимо, чтобы не разучиться, вдруг когда-то возникнет нужда, наука даст выгодное решение в создании надводных кораблей.

Уже под конец моей деятельности встал вопрос: не настало ли время создать ВМФ с авианосцами, эсминцами, а также с кораблями-матками, которые несли бы на себе ракетные катера? Военные идею создания корабля-матки не поддержали, и я придержал их строительство.