прах только из-за того, что я не верю в его существование, — заговорил Уаттс.

— Откуда вы знаете? Римская империя существовала лишь до тех пор, пока римляне в нее верили! — отпарировал мистер Форкетт.

— Не понимаю, как можно быть таким неблагодарным грубияном, — воскликнула Норма. — Как вспомню про ихние вилки, да про эту бедняжку, что висела вниз головой в чем мать родила…

— Все это полностью соответствовало духу времени и того места… Он исключительно опасный молодой человек, — твердо возразил ей мистер Форкетт.

Поезд летел с бешеной скоростью, хотя и с меньшей, чем при спуске. Разговор увял. Генри обнаружил, что Уаттс снова спит, и тоже решил, что сон — лучший способ убить время.

Его разбудили крики «Отойдите от дверей!». Проснувшись, Генри очутился в битком набитом вагоне. В бок вонзался локоть Нормы.

— Вы только гляньте! — шепнула она.

Стоявший перед ними человек жадно пожирал глазами репортаж о скачках. На обращенной к ним странице газеты был виден кричащий заголовок: «Катастрофа в метро. Двенадцать убитых». Ниже шел столбик фамилий и имен, среди которых Генри успел прочесть свою и фамилии своих спутников.

Норма забеспокоилась:

— Прямо не знаю, как я это объясню дома!

— Теперь вам понятна моя точка зрения? — возопил мистер Форкетт, сидевший по другую сторону от Генри. — Вы только подумайте о том, какие трудности возникнут при выяснении данного дела! В высшей степени антиобщественная история!

— Не представляю, что подумает мой муж. Он ведь так ревнив! — не без самодовольства сказала миссис Брайтон.

Поезд остановился на станции Святого Павла, давка стала поменьше. Мистер Форкетт готовился сойти на следующей остановке. Генри решил выйти там же. Ход поезда замедлился.

— Господи, да в моей конторе все прямо обалдеют, когда я заявлюсь. А все-таки было здорово интересно! Чао! — крикнула Норма, ввинчиваясь в поток выходящей публики.

Чья-то рука схватила Генри за локоть.

— Вот он! — шепнул мистер Форкетт и кивнул головой. Впереди виднелись широкие плечи Уаттса, обогнавшего их на платформе. — У вас есть время? Я ему абсолютно не доверяю.

Они вышли на улицу и оказались перед зданием королевской биржи.

Здесь мистер Уаттс остановился и осмотрелся, как бы обдумывая увиденное. Затем четким шагом проследовал к привлекшей его внимание громаде Британского банка. Снова остановился и оглядел здание снизу доверху. Губы его шевелились.

Колыхнулась под ногами земля. В одном из верхних этажей выпали три рамы. Закачались и рухнули статуя, две урны и часть баллюстрады банка. Раздались крики прохожих.

Мистер Уаттс расправил плечи и набрал в легкие воздух.

— Бог мой! Да он же… — начал мистер Форкетт, но фраза осталась незавершенней. Форкетт рванулся вперед.

— Я… — возгласил Уаттс во всю мощь своего голоса.

— НЕ… — под аккомпанемент землетрясения продолжал он.

— ВЕРЮ… — но в эту секунду сильный толчок между лопаток бросил его прямо под колеса автобуса.

Запоздало взвизгнули тормоза.

— Это он! Это он! Я видела — вопила какая-то женщина, показывая на мистера Форкетта.

Генри подоспел к нему почти одновременно с полисменом.

Мистер Форкетт с гордостью созерцал фасад Британского банка.

— Кто знает, что могло бы произойти. Этот молодой человек — угроза нашему строю, — проговорил он. — Вообще-то говоря, им бы следовало дать мне орден, по, увы, меня наверняка вздернут на виселицу. Что ж… такова традиция, а традиции следует уважать.

⠀⠀ ⠀⠀

Перевел с английского Вл. Ковалевский

⠀⠀ ⠀⠀

♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Эксперимент над обывателем

⠀⠀ ⠀⠀

Литературные персонажи — если они не примитивные схемы, а насыщены добротной, взятой из реальности плотью — всегда ведут себя по собственной воле, по собственной логике. (Они, как известно, способны даже вступать в спор с намерениями своих авторов.)

Мировоззрение Джона Уиндема, автора «Ставки на веру» и других рассказов и романа «День триффидов», уже известных советскому читателю, характерно запутанностью, типичной для взглядов известной части нынешней западной интеллигенции. Уиндем протестует, пожалуй, против всего: он не приемлет капиталистический образ жизни и в то же время скептически относится к современному миру социализма. При этом и «крайне левые» идеи маоистского толка, какими теперь увлекся Жан-Поль Сартр, ему тоже чужды. А позитивная программа его расплывчата крайне: он призывает к гуманности, он хочет, чтобы антагонизм меж людьми сменился отношениями дружбы и взаимопомощи, но каким путем должны люди прийти к новым отношениям, писатель, увы, сказать не может ни читателям, ни себе самому…

Однако для нас важна не эта путаница во взглядах, а важно, что Уиндем — хороший художник, и потому он способен показать читателю важные черты мира, в котором живет. И персонажи, выхваченные им из сегодняшней английской реальности, ведут себя по логике действительной жизни.

В «Ставке на веру» Уиндем поставил острый эксперимент над средними английскими обывателями. Усадил их в обычный поезд метро. Незаметно закатил этот поезд в мифический ад, удивительно напоминающий реальный Освенцим.

Затем снова выволок на поверхность и в итоге доказал, сколь близок обывателю, взращенному в стране классической буржуазной демократии, самый обыкновенный фашизм. Он доказал, как легко этот обыватель готов смириться, готов начать приспосабливаться к бесчеловечному, алогичному по сути своей режиму «ада» — неважно, под землей ли он будет или на земле. Как легко он начнет считать заслуженными ужасы, выпавшие на долю других, и несчастной случайностью ужасы, достающиеся ему самому. И более того, — что иной обыватель даже заранее готов отстаивать, защищать этот ад, ибо он ему

Взгляды Роберта Форкетта, главного из персонажей рассказа, сводятся к знаменитой короткой формуле — «все действительное разумно». И его мир покоится на трех весьма символичных «китах»: Британский банк, устрашение муками за грехи «на том свете» и еще — презумпция заведомой мудрости администрации, воля которой предопределяет маршрут символического «поезда» с обывателями.

В этом рассказе нет случайных деталей. Почти каждая кроме прямого назначения имеет некий второй, символический смысл, скрытый, впрочем, не столь уж глубоко. Это и легкость, с какой «поезд», олицетворяющий английское общество, завтра может оказаться в аду-Освенциме, и мелкий бизнес, который наладили черти на страхе своих жертв, и ярлычки профессий, подаренные персонажам.

Кто он такой, Роберт Форкетт? Автор сказал только лишь, что лет ему было 55, а одевался он строго по моде Сити. Поскольку этот «человек из Сити», столь подчеркивающий свое законопослушание, очутился в час пик в переполненном метро, он, Форкетт, наверняка не крупный финансовый туз, лишь мелкий или средний клерк, то есть типичный лондонский обыватель, чье благополучие тесно связано