Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо же…
– Да, в Интернете нашел. Мне понравилось.
– Спасибо.
– Я не знал, что плохо бывает даже в семье. Думал, только здесь, в баторе…
– Всякое в жизни случается, – Катя наконец догадалась, что встреча с Лешей и прочтение книги вовсе не случайные совпадения, – тебе обо мне Юля рассказывала?
– Да нет, – он ушел от ответа, – не очень-то она про вас говорит.
– Странно…
– Наоборот, все понятно, – Леша тяжело вздохнул, – не хочет к вам никого подпускать.
– Почему?!
– Ревнует. – Парень потоптался на месте, явно собираясь что-то еще сказать, но не решаясь.
– Неужели? – Кате польстило это открытие.
– Конечно. Не хочет ни с кем делить.
– Прости меня, я тороплюсь к директору, – Катя виновато улыбнулась, но не смогла уйти, что-то ее держало, – значит, книга показалась тебе интересной?
– Ага, – Леша посмотрел на нее заговорщицки, – а я тоже пишу. Стихи.
– Не может быть! – Катя искренне удивилась: она отчего-то была уверена, что в детском доме поэтов нет.
– Давно уже. Хотите, что-нибудь пришлю почитать?
– Присылай.
– Вы есть ВКонтакте?
– Есть. – Катя была поражена тому, как легко они с Лешей общались, словно были знакомы уже сто лет. С Юлей во время первой встречи было намного сложнее. Да и потом их отношения развивались медленно, продвигались вперед черепашьим шагом. А тут – пара секунд, и уже ощущение, что они знакомы всю жизнь.
Катя вдруг ясно увидела, что этот потерявшийся в жизни парень нуждается в цели. В том, за что можно ухватиться и вытащить себя из болота. Правда, сам он вряд ли справится, нужен надежный взрослый, который будет помогать. Но где же его взять сию секунду? Ей самой с Юлей бы разобраться для начала.
– А ты никогда не думал о том, чтобы написать книгу? – спросила она.
– Книгу? – Леша удивился. – О чем?
– О своем детстве, – Катя посмотрела на него очень серьезно. – Ты давно в детском доме?
– С рождения, – пробурчал он.
– Об этом и напиши.
– Кто такое будет читать? – Парень все еще ворчал, но в глазах загорелся интерес.
– Люди, – Катя помолчала, словно изучала его реакцию, – они же ничего не знают о детском доме. А ты, наоборот, прошел все, от и до. Только не ленись, нужны подробности и детали.
– Какие еще детали?
– Любые. Все, что сможешь вспомнить: ощущения, запахи, события.
– Я из дошколки мало что помню, – Леша наморщил лоб, пытаясь выловить хоть одно конкретное воспоминание, – только маленькие куски.
– Надо же, – Катя улыбнулась, – я тоже до школы себя практически не помню. Вот со второго класса отчетливо и в деталях. А до этого как будто и не жила, если бы не фотографии и рассказы мамы…
Она осеклась, но поздно. На лице мальчишки успела промелькнуть острая боль. Разговор дальше не клеился. Они обменялись контактами и распрощались. Катя уже добралась до кабинета директора, уже поздоровалась и начала объяснять ситуацию с Юлей, а Леша все не выходил у нее из головы. Какая судьба у этого подростка? Если он с рождения в детском доме, то, скорее всего, отказник. Но почему? Что заставило его маму совершить такую ошибку? Юля, которая охотно делилась историями своих однокашников, никогда и ничего не рассказывала о Леше. Как будто правда что-то чувствовала, боялась. И поэтому прятала его.
Директор на деле действительно оказался святым человеком. Катя даже и не мечтала о том, что он пойдет ей навстречу и отпустит Юльку домой еще до того, как будут оформлены все документы. Но он поступил очень мудро: пригласил к себе в кабинет ее, начальника органов опеки – и под предлогом «меня ждут на празднике, вот-вот мэр приедет» оставил их наедине. Чтобы сразу решили все вопросы.
– Так вы общаетесь с Юлей Агафоновой? – поинтересовалась бойкая женщина с мягкими чертами лица и пронзительными синими глазами.
– Да, – Катя кивнула, – мы с мужем хотели бы удочерить Юлю.
– Это невозможно. – Женщина моментально поменялась в лице, в голосе послышались суровые ноты.
– Но как же так? – У Кати от страха закружилась голова. – Как же невозможно, если у нас наладился контакт. Юля уже три месяца ходит к нам в гости…
– У Юли мать в местах лишения свободы, и она не лишена родительских прав, – отрезала начальница опеки.
– Я все это знаю, – Катя смотрела на нее в недоумении, – мы же не собираемся препятствовать их общению. Мы просто хотим помочь.
– Подождите, – лицо женщины просветлело, – вы путаетесь в понятиях. Есть усыновление, а есть опека…
– Для нас никакой разницы, – Катя торопилась, – мы, как скажете, так и сделаем. Главное, чтобы Юля жила в семье.
– Нет, ну разница все-таки огромная, – начальница посмотрела строго, – усыновление приравнивается к кровному родству. А при опеке вы берете на себя ответственность за ребенка, но и государство тоже участвует. Выплачиваются деньги на содержание.
– Нам ничего не надо, – Катя торопливо мотнула головой, – мы в состоянии и одеть, и прокормить…
– Женщина, – начальница потеряла терпение, – давайте вы меня не будете путать. Я не могу дать вам опеку и не назначить выплаты. А удочерить Юлю нельзя. Пишите согласие на ребенка и заявление на опеку. Через десять рабочих дней документы будут готовы.
Пока Катя строчила заявление, дама наблюдала за ней с нескрываемым любопытством.
– А малыша что, не смогли найти? – наконец поинтересовалась она.
– В каком смысле? – Катя подняла глаза от бумаг.
– Ну, маленький ребенок все-таки гораздо лучше. Растили бы как своего. А тут такая лошадушка! Тринадцать лет.
– Простите, – Катя почувствовала, что закипает, – мы с мужем сами решаем, какому ребенку можем помочь. На малышей и без нас очередь стоит.
– Ах, ну да, ну да, ради идеи. – Женщина усмехнулась и продолжала с сарказмом: – Когда станет невыносимо, приводите. Мы возьмем обратно, у нас работа такая.
Катя не отреагировала на ее издевку и молча заполнила документы до конца. А дальше все завертелось с бешеной скоростью. На Катино счастье, мэр таки и не приехал, хотя его ждали битых два часа и накануне отдраили весь детский дом до кристального блеска. Так что директор освободился быстро. За пару часов выпустили приказ по детскому дому и отпустили Юльку домой. Навсегда.
Счастливая, девочка визжала от радости, скакала вокруг Кати со своим полиэтиленовым пакетом «выходного дня», так и не сообразив, что надо возвращаться в свою комнату и собирать чемодан. Потом наконец убежала к себе и пропала на целую вечность. Она никак не могла собраться и уйти. Все ходила, прощалась то с девчонками, то с мальчишками, то с любимой воспитательницей Верой Григорьевной, то с директором, к которому относилась с трепетом и уважением. Потом снова вспоминала о ком-то, кого еще не видела, и снова убегала наверх. Катя устала ее ждать, уже валилась с ног от эмоционального напряжения и усталости, но терпела. Четыре года жизни просто так не перечеркнешь, это огромный отрезок судьбы – для Юли целая треть. И все случилось так неожиданно, так внезапно. Вчера еще девочка думала, что никогда больше не увидит Катю, что ее не отпустят больше в семью, да и сами приемные родители не захотят ее видеть после случившегося, а вышло вон как! И это было крушением представлений о взрослых людях, которые всегда предают, и о жизни, которая боль.