Холм угрожающе нависал над нами, становясь все больше и больше. Под нами во все стороны разбегались овцы. Тут я увидел тянущуюся вдоль холма линию электропередачи. Обычно во время подготовки учат пролетать над телеграфными столбами, чтобы гарантированно не задеть провода. У меня для этого не хватало ни тяги, ни мощности, так что пришлось взять курс между двумя столбами, где провода висели ниже всего. Полозья шасси вертолета находятся на метр ниже фюзеляжа, и, подлетая к ЛЭП, я не был уверен, хватит ли зазора. Представив, как полозья налетают на провода и вертолет переворачивается, я ничего не мог сделать, кроме как лететь дальше. Мы вплотную приблизились к кабелю, и я на долю секунду закрыл глаза. Я так никогда и не узнаю, на каком расстоянии мы над ними пролетели. Наверное, в считаных сантиметрах.

Оттуда мы с Марком и Роджером вместе поехали на такси в гостиницу, и по дороге я позвонил своему инструктору Дэвиду Нейману, чтобы обо всем рассказать. Он хорошенько меня отчитал, в то время как я плотно прижимал телефон к уху, чтобы Марк ничего не услышал.

Было очевидно, что лучше не совмещать полеты и хирургию, но иногда события развивались так, что они пересекались. Как-то раз в конце октября я собирался полетать на своей одномоторной «Сессне» из аэропорта Биггин-Хилл на юге Лондона. Пока я выруливал на взлетно-посадочную полосу, мне позвонил коллега из больницы «Челси и Вестминстер» – он сообщил, что им доставили девушку с тяжелой травмой печени. Она ехала на заднем сиденье мотоцикла, который разбился на мосту Баттерси, и истекала кровью на операционном столе. Могу ли я приехать?

Обычно дорога из Биггин-Хилл до центра Лондона на машине занимает два часа. Я сказал, что сижу в самолете, который мне сначала нужно припарковать, и что буду не раньше чем через полтора часа. Консультант не мог столько ждать: «Дэвид, она умрет через полчаса, я не могу сдержать кровотечение».

Выруливая на стоянку, одним ухом я слушал авиадиспетчера в наушниках, в то время как другое было прижато к телефону – я набирал 999[64]. Я дождался ответа оператора, и он спросил, какая у меня неотложная ситуация.

– Я хирург в больнице «Честер и Вестминстер». Сейчас нахожусь в аэропорту Биггин-Хилл в Кенте, но мне необходимо через полчаса быть в этой больнице, в противном случае умрет девушка.

Оператор переключила меня на полицию Биггин-Хилл, которая велела ожидать снаружи выхода на посадку – мне сказали, что в течение пяти минут за мной приедут. И действительно, вскоре приехала полицейская машина, и я устроился на заднем сиденье. Водитель сказал мне сесть посередине и держаться за две висящие сверху лямки. Это были самые незабываемые четырнадцать минут на машине в моей жизни – под вой сирены мы проскочили через все горящие красным светом светофоры, объезжали машины по встречной полосе, и все это время полицейский на пассажирском сиденье выкрикивал водителю, куда ехать, сверяясь с дорожной картой. Это было что-то невероятное. Мы приехали в больницу через двадцать пять минут после полученного мной в «Сессне» звонка. Когда я выскочил из машины, полицейский крикнул мне вслед, чтобы я позвонил и сообщил, чем все закончится.

Я поспешно переоделся в хирургический халат и направился в операционную, где было, наверное, человек двадцать, включая трех анестезиологов, трех хирургов и двух операционных медсестер. Было открыто много наборов инструментов, на полу была кровь, а воздух был пропитан напряжением. Я подошел к Тиму Аллен-Мершу, одному из хирургов. «Дэйв, – сказал он, – слава богу, что ты здесь, мы теряем ее». Я мельком глянул на кардиомонитор, который показывал, что ее систолическое давление упало до 40 – в норме оно около 120. Я увидел, что правая доля ее печени разорвана на куски, а в диафрагме зияет огромная дыра. Она истекала кровью из одной из печеночных вен, добраться до которой было чрезвычайно трудно.

Обычно, сталкиваясь с подобным кровотечением, нужно попытаться остановить его, сдавив и сжав печень в надежде, что удастся восстановить ее целостность. В этом случае, однако, сдавливать было нечего, хоть левая доля и оставалась нетронутой. Я попытался обложить тампонами верхнюю часть печени, где была рана, но кровь неумолимо продолжала литься. Двое анестезиологов вручную сжимали пакеты с кровью, чтобы ускорить переливание, – рядом с ними лежали еще четыре-пять полных пакетов. Единственным вариантом было перекрыть приток крови к печени и пережать нижнюю полую вену – главную вену, по которой кровь попадает в сердце. Я просунул палец в сальниковое отверстие позади воротной вены и печеночной артерии, снабжающей печень кровью, и разместил поперек них артериальный зажим. Затем быстро вскрыл нижнюю полую вену и тоже пережал ее. Я крикнул анестезиологам, чтобы они вливали через катетеры в нее как можно больше крови. Эти катетеры были установлены в подключичные вены, отводящие кровь от головы, шеи и верхних конечностей. Я собирался перекрыть нижний венозный приток от живота и нижних конечностей. Сделав это, я попросил у медсестры проленовые[65] нити и хирургический войлок, чтобы укрепить наложенные швы.

У меня была только одна попытка сделать все как надо. В случае неудачи и еще большего разрыва печеночной вены ее ждала смерть от потери крови.

К этому времени в моем распоряжении было много ассистентов, и я расположил руки каждого там, где они были мне нужны. В подобных ситуациях в хирургии очень многое зависит от того, получится ли все сделать как надо с первого раза. Иглодержатель должен быть нужной длины, а игла крепко зажата ровно посередине между его кончиками. В отчаянных ситуациях, даже если внутри трясет от напряжения, очень важно сохранять спокойствие. Мне доводилось видеть хирургов, у которых так сильно тряслись руки, что они не могли наложить швы. Чтобы выжать максимум из хирургической бригады, необходимо излучать безмятежность. Они все следуют примеру, подаваемому старшим хирургом. Агрессия тут не поможет. Хирург – один из членов команды, которая трудится сообща, чтобы прийти к общей цели. Человек, в руках которого игла, – лишь малая часть общей картины.

Иногда другие травмы могут даже помочь. Разрыв диафрагмы у девушки был настолько большим, что обнажил целиком нижнюю полую вену прямо перед тем местом, где она входит в сердце, и один из моих ассистентов смог сдавить ее пальцами, благодаря чему кровь не мешала мне рассмотреть отверстие. Кроме того, мне повезло, что пациентка была молодой: ткани были эластичными и не рвались, когда я стал накладывать шов. Кровотечение удалось остановить с помощью одного-единственного стежка. Я не мог поверить своей удаче. Я осторожно убрал зажимы с нижней полой вены, воротной вены и печеночной артерии, и в печень снова потекла насыщенная кислородом кровь. Имелись множественные очаги кровотечения, с которыми нужно было разобраться. К этому времени она потеряла так много крови, что температура ее тела начала падать, а кровь перестала толком сворачиваться, и нужно было как можно скорее закончить с операцией, чтобы согреть ее в палате интенсивной терапии.