Босх дал ей имеющиеся у него три буквы свежей надписи с трубы на дамбе.

– Я не знаю, все ли это слово целиком или только часть. Думаю, что часть.

Телия Кинг открыла программу, ввела буквы «S-H-A» и нажала клавишу «ENTER». Все вместе заняло у нее тринадцать секунд. Ее эбенового цвета лицо недовольно нахмурилось.

– Триста сорок три варианта, – объявила она. – Тебе придется здесь подзадержаться, дружок.

Он посоветовал ей исключить чернокожих и латиносов. Голос на кассете службы экстренной помощи на слух принадлежал белому. Девушка нажала еще какие-то клавиши, и янтарные буквы на экране компьютера перекомпоновались в другой список.

– Это уже лучше, девятнадцать попаданий, – сказала Кинг.

Такого прозвища, которое состояло бы только из трех букв, «SHA», не было. Было пять Шэдоузов, четыре Шаха, два Шаркея, два Шарки и по одному Шарку, Шэбби, Шэллоу, Шэнку, Шэботу и Шейму. Босх быстро припомнил картинку на трубе. Зазубренная S, напоминающая разинутую пасть… Что, если это пасть акулы?

– Подтяни-ка информацию на Шарка[29], – попросил он.

Кинг нажала пару клавиш, и верхняя треть экрана наполнилась новыми янтарными буквами. Шарк был парнем из Долины. Контакты с полицией ограниченные: уснащал надписями скамейки на автобусных остановках вдоль бульвара Вентура в Тарзане[30], был пойман за руку, получил условный срок и был приговорен к смыванию граффити. Парню пятнадцать лет. По мнению Босха, маловероятно, чтобы это он оказался на плотине в три часа утра в воскресенье. Кинг вытащила на экран данные на первого Шаркея. В настоящее время тот находился в Малибу, в летнем лагере для несовершеннолетних правонарушителей. Второй Шаркей был мертв, убит в 1989 г. в ходе войны между двумя группировками: «КГБ» («Кидз гон бэд» – «Протухшими парнями») и «Вайнленд бойз» («Парнями из страны виноградников»). Его имя просто еще не было удалено из компьютерных анналов.

Когда Кинг вызвала данные на первого Шарки, экран заполнился информацией и в нижней части экрана замигало слово «Дальше».

– Вот уж записной нарушитель спокойствия, – заметила она.

Компьютерная сводка описывала Эдварда Ниса как белого мужчину семнадцати лет, мотоциклиста (желтый мотоцикл, номерной знак JVN138), не замеченного в принадлежности к какой-либо банде, однако использующего кличку Шарки в качестве своего графического символа. Постоянно сбегал из дома своей матери в Чатсворте[31]. Далее следовал двухстраничный список контактов с полицией. Судя по местам, где происходили задержания, Босх сделал вывод, что Шарки, находясь в бегах, тяготел к районам Голливуд и Западный Голливуд. Он добежал глазами уже до второй экранной страницы, когда увидел запись об аресте за подозрительное бродяжничество, произведенном тремя месяцами ранее у Голливудского водохранилища.

– Это он, – уверенно заключил Босх. – Плюнь на последнего. Можешь сделать мне удобочитаемый печатный текст?

Телия нажала соответствующие клавиши, чтобы распечатать файл, затем указала на стенку из картотечных шкафчиков. Босх подошел туда и выдвинул ящик с литерой «N». Там он нашел досье на Эдварда Ниса. Внутри папки находилось цветное регистрационное фото. Шарки был блондином и казался на снимке маленьким. Выражение его лица представляло собой смесь душевной боли и вызывающего неповиновения, которое на лицах нынешних тинэйджеров стало таким же обычным делом, как юношеские прыщи. Но Босха поразило в этом лице нечто знакомое, ощущение, что он откуда-то его знает. Он не мог вспомнить откуда. Детектив перевернул фотографию. Она была датирована двумя годами ранее. Кинг вручила ему компьютерную распечатку, и он уселся за один из пустых письменных столов, чтобы повнимательнее изучить снимок и содержание файла.

Наиболее серьезные правонарушения, которые совершил парень, нарекший себя Шарки – и за которые задерживался, – были следующие: кражи из магазинов, вандализм, подозрительное бродяжничество, хранение марихуаны и превышение скорости. Посажен он был однажды – на двадцать дней, в исправительное учреждение для несовершеннолетних «Сильмар-Джувинайл-Холл» – после одного из задержаний за наркотики, но позже был отпущен домой, на поруки, с испытательным сроком. Во всех остальных случаях, когда он попадался, его немедленно отпускали к матери. Он был хроническим беглецом и выброшенным из социальной системы элементом.

В досье из картотеки оказалось немногим больше того, что содержалось в компьютере. Чуть более подробно об арестах – вот и все. Босх пролистывал страницы, пока не наткнулся на обвинение в праздношатании с подозрительными целями. Дело чуть было не дошло до суда, но было закрыто, когда Шарки согласился вернуться домой, к матери, и оставаться там. Но по-видимому, это длилось недолго. Имелся рапорт, что две недели спустя мать уведомила полицейского офицера, который осуществлял надзор за ее условно осужденным сыном по месту жительства, о его исчезновении. Согласно этой информации, он до сих пор находился в розыске.

Босх прочитал краткий отчет следователя по поводу ареста за бродяжничество. Там было написано вот что:

«Офицер, проводящий следствие по делу, допросил Дональда Смайли, смотрителя на плотине Малхолланд-дэм, который сказал, что в семь часов утра сего дня он пошел к трубе, расположенной вдоль подъездного пути к резервуару, чтобы очистить ее от мусора. Там Смайли обнаружил мальчика, который спал на импровизированной постели из газет. Когда он поднял парня, тот был грязный и невменяемый, говорил бессвязно. Очевидно, субъект находился под воздействием наркотиков. Была вызвана полиция, и на вызов приехал офицер имярек, которому задержанный заявил, что спит там регулярно, потому что мать не хочет видеть его у себя в доме. Офицер установил, что субъект является закоренелым беглецом, и сего дня взял его под стражу по подозрению в подозрительном бродяжничестве».

Шарки – человек привычки, подумал Босх. Он уже был арестован на плотине два месяца назад, но снова отправился туда спать ночью в воскресенье. Босх просмотрел оставшиеся страницы досье в поисках других привычек, которые могли бы ему помочь разыскать парня. Из «шейк-карточки» Босх узнал, что в январе Шарки задерживали и допрашивали (однако до настоящего ареста дело не дошло) на бульваре Санта-Моника, ближе к Западному Голливуду. Шарки зашнуровывал новенькие кроссовки «Рибок», и полицейский, полагая, что тот, возможно, их только что украл, попросил его предъявить чек. Тот предъявил, и на этом бы все и закончилось, однако когда парень вытаскивал чек из кожаного футляра на мотоцикле, офицер заметил там пластиковый пакет и попросил показать его тоже. В пакете содержалось десять фотографий Шарки. На каждой он был обнажен и стоял в разных позах: на иных сам себя лаская, на других – в состоянии эрекции. Полицейский забрал снимки и порвал их, но отметил в «шейк-карточке», что поставит в известность отделение шерифа в Западном Голливуде о том, что Шарки толкает фотографии гомосексуалистам на бульваре Санта-Моника.