Где-то вдали за деревьями раздался треск, будто снова сломалась ветка. Конечно, какие-то звуки раздавались всю ночь, но в буше всегда так: то слышен зов опоссума, то взвоет дикая собака, то захлопает крыльями сова. Временами ветер таинственно шелестел в подлеске. Эти звуки были мне знакомы, я не обращала на них внимания, почти не замечала. Но на этот раз звук был иным, и я, слегка выпрямившись, повернулась в его сторону. А потом услышала крик:

– Элли! Гомер! Вы там?

Жаркая волна облегчения прокатилась по мне.

– Ли! Мы здесь!

Мы тут же услышали его неровные шаги, потом он побежал к нам, треща ветками. Я встала и сделала несколько шагов ему навстречу. Он неловко вывалился из-за высоких деревьев, протиснувшись сквозь узкую щель прямо передо мной. Я протянула к нему руки, и он обнял меня, но я только и ощутила, что его худобу. Не было никакого всплеска любви, привязанности, тепла, только тело… Ли отодвинулся от меня и огляделся.

– У вас есть что-нибудь съестное? Я умираю от голода.

– Нет, – ответила Робин. – Ничего.

– Надо убираться отсюда, – сказал Ли.

Его взгляд скользнул по лежавшему на земле солдату, но удивления Ли не выказал. Просто сосредоточился.

– Что он тут делает?

– Он гнался за Фай, – пояснил Гомер.

– Он ещё жив, – заметил Ли.

– Да.

– Ну и чего вы ждёте?

Я не поняла, что он имел в виду.

– Мы ждали тебя, – сказала я. – И не знали, что с ним делать. Но похоже, он вот-вот умрёт.

– Мы должны уходить, – снова сказал Ли.

Он посмотрел на землю вокруг. И вдруг наклонился и поднял солдатский нож, лежавший среди других вещей. Мне сначала показалось, что Ли потерял равновесие и упал на солдата. Я даже чуть не вскрикнула: «Осторожнее!»

Но тут же осознала намеренность этого движения. Ли неловко встал коленом на грудь солдата и в то же самое мгновение, нацелившись в сердце, вонзил нож ему в грудь.

Солдат судорожно вздохнул, его руки чуть приподнялись над землёй, пальцы растопырились…

Гомер включил фонарик, и в резком узком луче света, похожем на скальпель, я увидела, как лицо солдата побелело, рот медленно открылся, из него потекла кровь. Рот так и остался открытым. А потом что-то исчезло – дух жизни, возможно… Солдат был мёртв. Его лицо стало цвета воды, вообще лишилось цвета.

Фай завизжала, но тут же резко смолкла, будто проглотив последний звук. Она прижала ладонь ко рту и негромко икнула. Её глаза широко раскрылись, и она уставилась на Ли, словно тот был каким-то монстром, Джеком-потрошителем. Я испугалась, пытаясь понять, насколько изменился Ли, не превратился ли он в дьявола… Робин тяжело и глубоко дышала, прижав руки к горлу. Гомер попятился назад, не сводя с Ли глаз, а его руки ушли за спину, будто Гомер искал какую-то опору. Но никакой опоры сзади не было. А я так и стояла с открытым ртом, глядя на лежащее на земле тело. Гомер уронил фонарик, я наклонилась и подняла его.

Ли выпрямился и отошёл от солдата на пару шагов, но тут же вернулся.

– Надо от него избавиться, – сказал он, в его голосе не слышалось ни ярости, ни резкости.

Он говорил почти обычным тоном, вот только я не знала, станет ли он когда-нибудь снова нормальным.

– Мы не можем его похоронить, – сказала я, и голос предательски дрогнул, я была на грани истерики. – У нас нет времени и нет лопат.

– Сбросим его в овраг, – сказал Ли.

Никто из нас не тронулся с места, пока Ли не закричал:

– Ну же, нечего стоять! Помогите мне!

Я взялась за голову солдата, невероятно тяжёлую, а Ли поднял его за ноги. Остальные оказались не в состоянии как-то помочь. Мы потащили тело прочь, стараясь выбирать между кустами проходы пошире. Уже через десяток метров я страшно вспотела. Я поверить не могла в то, насколько тяжёл этот парень, и чуть не уронила его, но тут нас догнала Робин и помогла мне.

– Лучше нам не волочить его по земле, – сказала я, – а то они увидят след.

Я и сама была потрясена собственными словами, такими бесчувственными, но никто на них не отреагировал. Мы всё тащили и тащили солдата, пока не добрались до оврага. Мы, как смогли, раскачали тело и с трудом сбросили вниз.

– Да уж, он нам не помог, – произнесла я и снова поразилась собственным словам. Но я только пыталась как-то поддержать других, отвлечь от совершенного нами безумия.

Мы постояли там, глядя на солдата. Он теперь выглядел как путаница рук и ног, как сломанная мягкая кукла, а голова откинулась назад под совершенно неестественным углом. Не сказав ни слова, Ли отвернулся и ушёл в буш, а потом возвратился с ветками, которые бросил сверху на солдата. Робин принялась помогать ему, а потом к ним присоединилась и я. Мы потратили минут десять, забрасывая тело камнями и ветками. Конечно, это не помешает появиться запаху и не помешает диким собакам и прочим плотоядным зверям, но мы надеялись, что даже если солдата будут искать, то поиски продлятся день-другой, не больше. Такая надежда казалась вполне обоснованной.

Вскоре мы решили, что сделали достаточно. Полумрак под деревьями быстро рассеивался, над бушем начинался день. Мы постояли над оврагом ещё мгновение-другое. Я чувствовала себя странно, мне не хотелось уходить, ничего не сказав. Посмотрев на Робин, я почувствовала, что она молится, хотя её глаза были открыты, а губы не шевелились.

– Скажи это вслух, – попросила я. Она удивлённо глянула на меня. Я повторила: – Скажи что-нибудь вслух.

– Не могу, – тихо ответила Робин. Несколько секунд она морщила лоб, потом добавила: – Боже, позаботься о нём. – Последовала ещё одна пауза, и Робин добавила громко: – Аминь!

– Аминь, – повторила за ней я, а через мгновение то же самое произнёс и Ли.

Когда мы возвращались к остальным, Ли сказал Робин:

– Если бы ты видела то, что я видел прошлой ночью, ты не стала бы молиться ни за кого из них. И ты не задумывалась бы о том, правильно мы поступили или нет. Они – мерзость. Они – грязные преступники.

И тут я поняла, почему Ли так стремительно вонзил нож в грудь солдата. Но всё равно меня это пугало.

Как часто случается, нечто совсем небольшое становится самым трудным.

Мы пережили ночь смерти и ужаса, страха и паники, мы видели, как умирало множество людей, видели, как один долго умирал прямо перед нами. Мы потеряли множество своих вещей – то, что оставалось в палатках лагеря «Героев Харви», пропало навсегда. Но попытки забраться на дерево, которое вело обратно в Ад, оказались самым тяжёлым, самым трудным делом.

Правда, вскоре выяснилось, что сама я потеряла не всё.

Мы стояли у основания дерева, ожидая возвращения Робин. Она собрала всё вынутое из карманов солдата и пошла в буш, чтобы бросить эти вещи в его импровизированную могилу. Она даже нож забрала, липкий и окровавленный. Это навело меня на мысль об обрезе Гомера, о выстреле на Баттеркап-лейн, и я содрогнулась при воспоминании, когда увидела, как Робин тянется к ножу.