Прошёл едва ли час с того момента, когда кто-то — кажется, Робин — сказал, что нам следовало бы всё записать, и всего двадцать девять минут после того, как для этой цели выбрали меня. Эти двадцать девять минут все толпились вокруг, таращась на пустой лист и высказывая всевозможные идеи. Отстали бы вы, ребята! Мне с этим нипочём не справиться! Понятия не имею, с чего начать, и не могу сосредоточиться в таком шуме.

Ладно, так-то лучше. Я им сказала, чтобы оставили меня в покое, и Гомер меня поддержал. Наконец они ушли, и я смогла нормально думать.

Не знаю, сумею ли я сделать это. Хотя, конечно, понимаю, почему выбрали именно меня, — считается, что я лучше всех пишу, но тут ведь нужно нечто большее, чем просто умение писать. Нужно уметь попутно говорить кое о каких мелочах. Таких, например, как чувства, эмоции.

Ладно, к этому вернёмся позже. Может быть. Придётся подождать и посмотреть.

Сейчас я сижу у заводи, на упавшем дереве. Симпатичное дерево. Не из тех старых, гнилых, поеденных белёсыми личинками, а молодое, с гладкой красноватой корой и до сих пор ещё не до конца увядшими листьями. Трудно сказать, почему дерево упало, — оно выглядит таким здоровым, — возможно, просто выросло слишком близко к воде. Здесь так хорошо. Заводь невелика, примерно десять метров на три, но удивительно глубока — в середине по пояс. На её поверхности постоянно бежит мелкая рябь из-за крохотных жуков, бегающих по воде. Мне интересно, а где они ночуют? Закрывают ли глаза, когда спят? И как они вообще называются? Хлопотливые, безымянные, бессонные насекомые.

Если честно, я пишу о жуках и воде, только чтобы не начинать того, что должна делать. Так всегда поступает Крис — он находит способы избежать того, чего ему делать не хочется. Имейте в виду: я не уклоняюсь. Я всем так и сказала.

Надеюсь, Крис не против, что выбрали именно меня, а не его, потому что он ведь действительно отлично пишет. Он в тот момент выглядел немного обиженным, даже как будто позавидовал. Но он ведь не был с нами с самого начала, так что всё правильно.

Ну, мне лучше перестать кусать собственный язык и приступить к составлению плана. Только так можно это сделать — рассказать всё по порядку, в соответствии с хронологией. Для всех нас очень важно, чтобы всё было записано. Именно поэтому мы все так заволновались, когда Робин это предложила. Это ужасно, ужасно важно. Записать всё, что мы сделали, словами на бумаге — это единственный способ сказать самим себе, что мы кое-что значим, что мы существуем на самом деле. Что сделанное нами кое-что изменило. Не знаю насколько, но изменило. Если мы всё запишем, нас могут запомнить. И видит бог, это имеет для нас большое значение. Никому из нас не хочется закончить жизнь в куче мёртвых белых костей, незамеченными, безымянными, тем более если никто так и не узнает о том риске, которому мы подвергались.

Это приводит меня к мысли, что я должна писать некую историческую книгу очень серьёзным, официальным языком. Но я так не могу. Каждый идёт своим путём, и мой путь таков. Если им не понравится, как я пишу, придётся поискать кого-нибудь другого.

Ладно, пора браться за дело.

Всё началось, когда... Как забавно выглядят эти слова. Все используют их, совершенно не думая, что они значат. Когда что-либо начинается? Для каждого всё начинается с появления на свет. Или ещё раньше — со свадьбы ваших родителей. Или когда ваши предки заселили эти края. Или когда человеческое существо, перестав ползать в иле, сбросило хвост и плавники и начало ходить. Но так или иначе, для нас случившееся имело вполне определённое начало.

Итак, всё началось, когда мы с Корри заявили, что хотим отправиться на равнину, в буш, побродить дикарями несколько дней во время рождественских каникул. Одна из наших очередных глупостей: «Вот было бы здорово, если...» Мы, вообще-то, частенько, ещё с самого детства, выбирались на заросшую кустами равнину, нагружали мотоциклы всякой всячиной, чтобы пуститься вдоль реки вниз по течению, спать прямо под звёздами или в холодные ночи поставив небольшую палатку между двумя деревьями. В общем, мы к этому были привычны. Иногда с нами отправлялся кто-нибудь ещё, обычно Робин или Фай. Но только не мальчики. В таком возрасте вам кажется, что мальчики так же интересны, как вешалка для пальто, и вы их вообще не замечаете.

А потом вы подрастаете.

Надо же, ведь всего несколько недель назад — хотя верится в это с трудом — мы просто валялись перед телевизором, смотрели какую-то ерунду и болтали о каникулах.

— Мы вниз по реке уже сто лет не ходили, — сказала Корри. — Давай пойдём?

— Ладно. Надо бы спросить папу, нельзя ли взять «лендровер».

— Точно. А может, Кевин и Гомер захотят с нами?

— Ещё чего, с мальчишками! Да нам и не разрешат.

— Ну спросить-то мы можем?

— Хорошо, но если у нас будет «лендровер», удастся забраться подальше. Можно поехать прямиком к гребню Тейлора и в Ад.

— Да, здорово, давай спросим.

Тейлор, или Тейлор-Стич, представляет собой длинную линию зубчатого хребта, что тянется прямиком от вершины горы Мартин до Вомбегону. Это узкая каменистая тропа, временами очень крутая, но там всё же можно пройти и даже кое-где укрыться. Вид оттуда просто фантастический. И в одном месте, рядом с горой Мартин, можно доехать на машине почти до гребня, там есть старая просека, оставленная лесозаготовителями, хотя теперь её трудно найти, так она заросла. А вот Ад — это большая котловина по другую сторону Тейлора, там сплошные валуны, и деревья, и ежевика, и дикие собаки, и вомбаты, и подлесок. Настоящие дебри, не знаю никого, кто бы туда забирался, хотя сама я не раз стояла на краю впадины, глядя вниз. Я даже не представляла, как туда можно добраться. Скалы вокруг просто потрясающие, местами в несколько сот метров высотой. И есть несколько маленьких скал, которые называются Ступени Сатаны, — они спускаются вниз, но поверьте мне, если это шаги, то Великая Китайская стена — просто изгородь за нашим домом. Но если в котловину вообще можно попасть, то только по этим скалам, и мне всегда хотелось это проверить. Местные постоянно рассказывают истории о некоем Отшельнике из Ада, каком-то бывшем убийце, который якобы живёт там уже много лет. Он вроде как убил собственную жену и ребёнка. Мне хотелось верить в его существование, но что-то не получалось. В моём уме постоянно возникали всякие неудобные вопросы, вроде такого: «А почему его не повесили, как в то время поступали с убийцами?»

Но всё равно история была отличная, и я надеялась, что это правда — если не в части убийства, то хотя бы в части отшельничества.

Как бы то ни было, наша поездка началась именно в тот момент. Отправиться в путешествие мы решили, в общем-то, случайно — и сразу же принялись за дело. В первую очередь нужно было убедить наших мам и пап отпустить нас. Не то чтобы они нам не доверяли, но, как сказал папа, дело это довольно серьёзное. Родители массу времени потратили... нет, не запрещая поездку, а пытаясь убедить нас взяться за что-нибудь другое. Наверное, большинство родителей действуют подобным образом. Им не хочется начинать ссору, вот они и предлагают альтернативы, которые, как им кажется, будут вполне приемлемыми для них самих, и надеются, что и для нас тоже. «А почему бы вам не отправиться снова вниз по реке? А почему бы вам не позвать с собой Робин и Мириам вместо мальчиков? А почему бы вам не взять мотоциклы, как обычно? А то и лошадей? Устроить настоящий старомодный походный лагерь. Это было бы весело...»