— О, Андрей! — Она посмотрела на него с наигранным удивлением. — Вы хотите знать… Конечно, это странный вопрос…

Мыльников покраснел — только сейчас поняв, как она истолковала его слова. Но сказать ничего не успел — она не дала.

— Но вам скажу честно — я была дома, и я легла поздно. И — и я была одна. Если вам интересно — мне очень нравится секс, это может быть ужасно приятно, но так сложно встретить мужчину, с которым бы это было приятно. И… И в общем, я одна, уже довольно давно. И поэтому мне так тяжело сейчас, и я так рада, что вы со мной…

— Да нет-нет, я не о том! — Мыльников, почему-то взмокший — хотя окна были нараспашку, впуская чуть загазованный, но все же воздух, — отчаянно мотал головой. — Я в том смысле, что…

— Не объясняйте, Андрей, — вы мне тоже нравитесь. — Она посмотрела на него смущенно, словно ей нелегко дались эти слова. — И я понимаю, что вы женаты, — и это так прекрасно, что вы верны своей жене…

Ей было тяжело произнести эту фразу искренне — обычно она произносила ее по-другому. Но сейчас, кажется, удалось, кажется, иронии в ее словах не было. По крайней мере он ее не услышал.

— Ну да… Но я в том смысле… — Он напряженно смотрел в сторону, старательно избегая встречи взглядов. — Я в том смысле, что, если адрес ваш у него есть, так он и окна может знать — посмотрел, увидел, что у вас свет, и… Ему ж эффект был нужен, чтобы неожиданно все, чтобы растерялись вы и испугались. И ведь точно рассчитал — ну будто знал, что вы поздно встаете и ложитесь поздно…

— Наверное, по мне это сразу видно, — вставила кокетливо, отвлекая его от чем-то не понравившейся ей мысли. — Вам не кажется?

— Да, точно. — Он наконец посмотрел на нее — не в лицо, куда-то в район шеи. И тут же снова отвернулся, буквально рванув голову в сторону. Она даже посмотрела на себя, все ли в порядке, — убедившись, что все отлично. Придя к выводу, что, наверное, грудь его смущала, — она же сидела на полу, и еще наклонялась к нему, и ему сверху все должно было быть прекрасно видно, вплоть до нежно-розовых сосочков. И это было приятно — такая его реакция. И смущать его было приятно. Но увы, тему пора было менять — потому что Мыльников замолчал и, кажется, основательно.

— Я так рада, что вы приехали, Андрей. — Он не смотрел на нее, но она на него смотрела, улыбаясь доверчиво, слыша грусть в собственном голосе. — Все это так неприятно, так ужасно. Я, конечно, притворяюсь, что мне все равно, — с этими милиционерами даже пошутила немного, уж лучше шутить, чем плакать — но… А вы приехали, и мне сразу стало спокойнее. Правда. Хотя, если честно, я даже не представляю, что мне теперь делать. Ваш начальник мне угрожает, и тот, кто звонил, тоже угрожает — а я, а мне… Вы ведь мне поможете, правда?

Возможно, стоило выдавить из себя слезы — ей ведь и в самом деле нужна была его помощь, а на него бы слезы подействовали. Но ей показалось, что это будет чересчур — такие вот резкие переходы от кокетства к слезам. И она просто улыбалась невесело, не сводя с него глаз, крича ими, что ей нужен его утвердительный ответ, просто необходим.

— Не бойтесь ничего, Марина, — ну разумеется, мы вас защитим. Мы же милиция. — Мыльников, кажется, осчастливленный тем, что они ушли со скользкой темы, посолиднел сразу, расправил плечи, обретая уверенность. — А начальник — ну что начальник? Тут же вроде понятно на кассете — тот же сам говорит, что убийство было, да тут еще и эта история с вами. Вот привезу ему, дам послушать, расскажу, что тут у вас с машиной, — и все…

В голосе его был оптимизм — но какой-то надуманный, неубедительный. И он, кажется, сам это почувствовал.

— И все… А если что — сразу нам звоните. А мы уже… ну если что, мы сразу. А вообще — у вас пожить есть где пока? Ну там родители, бабушки-дедушки? Здесь бы не стоило вам — а так уедете, пересидите…

— О, Андрей, — значит, вы… значит, вы сами не можете меня защитить? — Она смотрела на него, как ребенок на большого и сильного взрослого, вдруг признавшегося, что на самом деле он слабый и ничего не может. — Но ведь я вам помогала. И вы же видите — он говорит то же, что я вам сказала. Я думала, это для вас так важно — знать правду, чтобы поймать убийцу. А…

— Да, разумеется, важно, очень важно. Вы такая молодец, Марина! — затараторил Мыльников с вымученным энтузиазмом, пытаясь поднять настроение и ей и себе. Ему, кажется, стыдно было, что он не может ей сказать что-то громкое — типа того, что приставит к ней личную охрану и сам ее возглавит. Ему нравилось быть при ней таким могущественным — недаром он еще несколько минут назад собирался расправляться с бизнесменами, продававшими телефонную программу. А вот теперь он потух — и знал, что она тоже это видит. И сейчас пытался возродить из жалкого пепелища большой жаркий костер — который никак не хотел разгораться.

— Знаете, мы же сами уже почти уверены, что это убийство, — шепнул вдруг заговорщически. — Только между нами, ладно? Наши ребята там на месте такую штуку нашли — вполне возможно, что с ее помощью мину в действие привели. Знаете — брелок такой, пультик, каким в машине сигнализацию включают и отключают. Отошел, нажал — и все. Как раз там, где арка во двор выходит, — там и нашли. Вы же говорили, что тот через арку уходил, — вот он там, видно, и бросил. Нашли-то случайно — в понедельник, позавчера то есть. Следственная группа там была, с жителями беседовала, осматривала местность еще раз — ну и вот…

— Мужчины такие странные. — Она слабо улыбнулась. — Ваш начальник мог бы и извиниться передо мной…

— Ну так он не уверен еще, — снова затараторил Мыльников. — Еще ж убедиться надо, что не просто брелок, а специально использовали для взрыва. А теперь, когда это еще, звонок этот вам — теперь точно поверит. Он нормальный мужик, Марина, — понервничал просто. А вот сейчас поймет, что все было так, как вы говорили, — и извинится. Вспыльчивый он — но отходчивый. Вы ж поймите — на него в главке всех собак спустили. А получилось, что из-за вас. Ведь он как говорит — ну убивают эти бандиты друг друга, так нам же лучше. А тут…

Ей хотелось спросить его, что разве имеет значение, кем был убитый, — важно, что его убили. Так с пафосом спросить — это вписывалось в ее образ. Но она не стала. Ее больше интересовало другое.

— Скажите, Андрей, — а если он позвонит мне еще? А если он… если он придет?

— Позвонит — вы запишите и мне тут же, я в момент примчусь! — выпалил гордо Мыльников. — А приходить-то ему зачем? Он же думает, что вас напугал, так зачем ему приходить? А вы посидите тихо, может, съедете куда на время. Только телефончик оставьте, ладно? У нас же с вами работы теперь! Уточнять все заново надо, может даже, следственный эксперимент провести. Ну чтоб вы на месте все показали — кто и где был и все такое. И фоторобот составим. Мы с вами теперь часто встречаться будем. А хотите — я вам домашний оставлю, на всякий случай? Вы только, если звонить будете, скажите, что это по работе. Ладно?

Он явно хотел ей помочь. Хотел показать, что он на ее стороне, — но одновременно боялся жены. Это было так смешно — этот контраст между его показной смелостью и вполне реальной боязнью. Но она просто покивала с благодарностью.