– Мне нечего ему сказать. Что скажешь, если в голове дыра, причем черная? Я же не могу рассказывать о том, чего не знаю.

– Да, конечно. Кто с этим поспорит? И так... так... так надо было?

– Что это с тобой? – осведомился Адальбер, сделав круглые глаза. – С каких пор ты заделался колоколом?

– Я?

– Ты! Бум! Бум! Бум!

– Нет, именно, так... так... так... Я услышал такой разговор у "Флориана", когда как-то зашел туда выпить стаканчик, и меня это позабавило. На первый взгляд пустяк, а дает лишнюю секунду на размышление.

– Надо и мне попробовать.

– Попробуй, увидишь. Очень помогает.

Несколько громких и властных ударов тростью о паркет объявили о конце переменки. Тетушка Амели пожелала, чтобы выслушали ее мнение.

– Насколько я поняла, вы нуждаетесь в отдыхе, – объявила она. – Но напоминаю, Ланглуа будет здесь с минуты на минуту, и настроение у него все эти дни хуже некуда. Он тяжело переживает смерть молодого Соважоля.

– Я знаю, тетя Амели, – грустно вздохнул Альдо. – К несчастью, это неизбежная...

– Особенность профессии, хочешь ты сказать? Я правильно тебя поняла? Да, но План-Крепен, судя по ее рассказу, стала очевидицей его гибели. Поэтому никакой расплывчивости. Очень прошу вас, План-Крепен, сделайте над собой усилие. Восстановите все самые мельчайшие подробности. Самая незначительная мелочь может помочь пробить брешь в стене...

Маркиза замолчала и прислушалась: торопливые шаги раздавались в гостиной, что вела в зимний сад. Ланглуа теперь числился среди друзей дома, Сиприен даже не дал себе труда известить о нем...

Лицо комиссара выражало такую скорбь, что, когда он наклонился, чтобы поцеловать маркизе руку, она взяла его за плечи и поцеловала в щеку. А он не только не выказал недовольства, но слегка посветлел.

– Спасибо за теплый прием, – пробормотал он, а маркиза указала ему место подле себя.

Она чувствовала, что нужно как-то разрядить атмосферу, и улыбнулась:

– Давайте-ка, мальчики! Поздоровайтесь с главным комиссаром и поднесите ему укрепляющего! Он в нем нуждается.

– От вас я этого скрывать не буду, – тихо сказал комиссар, покачав головой.

"Мальчики" сразу засуетились. Альдо взял бутылку "Наполеона", Адальбер подвинул рюмку, Мари-Анжелин со своим стулом переместилась поближе.

– Думаю, вы хотите меня расспросить. К сожалению, я не так много могу вам рассказать. У меня провалы в памяти.

– Мне сказали, что вы ее полностью потеряли.

– Нет, не полностью. И, наверное, на какие-то вопросы смогу ответить довольно четко.

– Ну, так рассказывайте. Я знаю, что вам лучше дать возможность высказаться. Вопросами можно только сбить вас с толку...

Мари-Анжелин почти слово в слово повторила все, что уже рассказала.

Ланглуа слушал ее внимательно и бесстрастно. Вопрос он задал ровно в том самом месте, где она оборвала свой рассказ и в первый раз.

– Так, значит, после вашего падения вы ничего не помните и не можете сказать, как оказались в монастыре Благовещения?

– И вы бы на моем месте тоже ничего не помнили бы! Получи вы такой удар по голове, посмотрела бы я, что бы стало с вашей памятью. Взгляните! Хорошо еще, что череп не пробит насквозь!

Мари-Анжелин торопливо сняла повязку, потом пластырь и показала черно-синюю гематому на виске. На ней еще виднелись запекшиеся следы крови. Зрелище впечатляло. Ланглуа осторожно провел по синяку пальцем и извинился.

– Поверьте, я очень огорчен, – вздохнул он. – Но мы так привыкли к вашему острому уму, если не сказать, ясновидению, что как-то позабыли, что и вы существо из плоти и костей, как и все смертные, и что вы можете пострадать и ничего не помнить.

– Я совсем не сержусь. Поверьте, мне очень горько разочаровывать вас. Горько знать, что я не помню такие важные вещи. И не менее горько осознавать, что на протяжении часов и дней мною манипулировали преступники, и в их руках я была совсем беззащитна.

Мари-Анжелин сказала это с такой безнадежностью, что Альдо сразу же захотелось ей хоть как-то помочь.

– В таких случаях лучше всего отвлекать себя и стараться думать о чем-то другом. Тогда память неожиданно может вернуться. Или полностью, или отдельные фрагменты.

– Может, и так. Однако, я думаю, понадобится очень много попыток, прежде чем наконец получится пробиться сквозь этот туман. Но если не получится, почему бы не попробовать гипноз, – отважно предложил Адальбер с самым невинным видом.

А поскольку все его внимание сосредоточилось на кончиках собственных пальцев, которые он внимательно рассматривал, он не заметил яростного взгляда Мари-Анжелин. Зато его заметил Альдо.

– Правда, почему бы не попробовать? – подхватил он. – Но прежде чем прибегнуть к столь решительной мере, наверное, стоит применить метод множественных попыток. Я опасаюсь гипноза, этот вид терапии может дать великолепные результаты, но может закончиться катастрофой. Согласитесь, во втором случае мы все бы очень огорчились.

– Соглашаюсь, – признала маркиза с улыбкой. – Возьмемся за дело потихоньку. Я совсем не хочу, чтобы в моей План-Крепен что-нибудь пострадало, и, думаю, сейчас все согласны, что Мари-Анжелин нужен отдых и полная тишина. Таково, во всяком случае, мнение профессора Дьелафуа.

Альдо физически ощутил возникшее противостояние. Желание тетушки Амели оградить Мари-Анжелин от любых посягательств не подлежало сомнению, Ланглуа понимал это. Но, понимая, хотел как можно скорее разделаться с теми, кто отнял у него самого любимого помощника. Лицо его потемнело, как только он услышал защитительную речь старой дамы.

– Я никогда и ни к кому не применял насилия, это не в моих правилах, – глухо проговорил он. – Тем более это было бы невероятно по отношению к человеку, который множество раз приходил мне на помощь, и помощь была действенной и умелой, но... – тут Ланглуа сделал паузу, чтобы придать особый вес словам, которые намеревался произнести. – Но я должен заставить расплатиться негодяев за гибель Жильбера Соважоля, не говоря уж о смерти госпожи де Гранльё и мажордома ее невестки. До тех пор, пока они не окажутся у меня в руках, я буду искать их и преследовать, используя все средства, какие предоставляет в мое распоряжение закон. Ничто и никто меня не остановит. И если я ищу помощи, то только потому, что нуждаюсь в ней. Не могли бы вы передать это профессору Дьелафуа?

Ланглуа резко поднялся со своего места, поклонился обеим женщинам, попрощался с мужчинами коротким кивком и скорым шагом покинул зимний сад. Оставшиеся застыли в молчании, и, когда тишина стала невыносимой, Альдо нарушил ее, сказав:

– Если мы потеряем дружбу комиссара, нас ждут нелегкие деньки. Не сердитесь, тетушка Амели, но вы с чрезмерным пылом последовали за мной по той дороге, какую я имел неосторожность открыть. Комиссар понял, что мы не имеем ни малейшего желания, чтобы Мари-Анжелин подвергали допросу.