Все началось с Генуи, где Ло приторговывал иностранными валютами и ценными бумагами. Следующая остановка – Венеция, дни на бирже, ночи в игорных домах. На паях с графом Айлским он приобрел немало бумаг на лондонской бирже. (Надо думать, Ло пользовался хорошими связями в высшем свете. Тем более странным выглядит его поведение. Так, леди Кэтрин Нолз, дочь графа Бэнбери, считалась супругой Ло и родила ему двоих детей, все это время оставаясь законной женой другого человека.) Наконец, в 1705 году он отправил в парламент Шотландии предложение о создании нового банка – позднее оно появилось в печати под названием “Размышления о деньгах и торговле”. По замыслу будущего Джона из Эдинбурга, банк должен был выпускать бумаги с процентными выплатами и таким образом лишить монеты роли денег. Обсуждение и осуждение идей Ло стало прощальным вздохом независимого шотландского парламента перед тем, как в 1707 году был подписан Акт о союзе Англии и Шотландии39. Не найдя понимания на родине, Ло начал осаду Турина и в 1711 году добился аудиенции у герцога Савойского Виктора Амадея II. В “Пьемонтских записках” Ло вновь изложил доводы в пользу бумажных денег. По его убеждению, всеобщим деньгам достаточно пользоваться всеобщим доверием, и если оно есть, то бумага ничем не хуже монет. “Я открыл тайну философского камня, – признавался он другу, – и теперь могу превращать бумагу в золото”40. Герцог был иного мнения: “Я не настолько богат, чтобы разориться”.

Почему же алхимик от финансов Джон Ло в конце концов остановил свой выбор на Франции? Французы отлично знали, с кем имеют дело: еще в 1708 году маркиз де Торси, министр иностранных дел Людовика XIV, охарактеризовал Ло словом joueur, то есть “игрок” (прибавив: профессиональный), и подозревал того в шпионаже. Но так уж получилось, что немедленного решения требовала проблема государственных финансов Франции. Потомкам на память о себе и своих войнах Людовик XIV оставил огромную дыру в казне, и теперь правительство стояло на пороге третьего за без малого век банкротства. Пересмотр уже набранных долгов привел к невыплате одних и частичному списанию других и по сути мог быть приравнен к отказу от выполнения обязательств. И все равно только для покрытия текущей недостачи было выпущено 250 миллионов так называемых billets d'etat, которые, в свою очередь, обещали владельцам все новые процентные выплаты. Кто-то додумался спасти ситуацию, размыв долю золота и серебра в монетах, и экономика страны сорвалась с обрыва41. Ну как тут было не поверить Ло, сулившему скорое избавление от всех недугов?

Первая попытка – в октябре 1715 года – убедить королевский совет в том, что стране необходим государственный банк с исключительным правом выпуска банкнот, провалилась: против смелого предложения Ло наделить банк полномочиями королевской кассы, куда так или иначе поступали бы все налоги, возражал герцог Ноальский. Когда Ло повел разговор о частном банке, счастье улыбнулось ему. Рождение Частного общественного банка под его руководством датируется маем 1716 года. Банку разрешался выпуск векселей к оплате монетой (золотой или серебряной) на срок двадцать лет. Собственный капитал устанавливался в размере 6000 миллионов ливров (1200 долей ПО 5 тысяч ливров каждая) и на три четверти состоял из резко упавших в цене billets d'etat, так что на деле банк мог рассчитывать в лучшем случае на 2 850 000 ливров42. По всем признакам предприятие выходило скромное, но Ло не привык мелочиться и намеревался склонить на свою сторону герцога Орлеанского – регента при малолетнем Людовике XV. В 1717 году правительство обязало граждан платить налоги билетами Общественного банка, и Ло ликовал – к недовольству его многочисленых противников.

В своем стремлении возродить доверие к экономике Франции Джон Ло опирался на голландский опыт, с тем лишь отличием, что новый банк мог выпускать бумажные деньги. В банк вкладывались значительные средства, и правительство получило возможность выплатить накопившиеся долги. В то же самое время бумажные деньги должны были вернуть к жизни французскую торговлю и вернуть стране былое экономическое могущество. “Банк не единственный плод моих мыслей, и даже не самый крупный, – уверял Ло регента. – Я собираюсь снова поразить Европу и осчастливить Францию, и поверьте, мое изобретение затмит открытие Ост-Индии…”43

И то правда, сам Ло постигал финансовое дело в республиканской Голландии, но с самого начала именно Франция с монархом во главе казалась ему наилучшей средой для возведения Системы Джона Ло, как ее назовут потом. “Мне думается, – писал он, – что сосредоточенная в умелых руках абсолютная власть позволит получить больше средств и по более низкой ставке, чем когда она ограничена”44. Ло выступал с позиций финансового абсолютизма и не просто верил, что “в управлении деньгами, равно как и на войне и в делах законодательных, верховная власть должна безраздельно принадлежать одному человеку”, но и подкреплял свои убеждения делами. Перво-наперво было необходимо привести в порядок королевскую казну и расстаться с прошлым, когда корона занимала деньги лишь затем, чтобы тут же потратить их на обмундирование и ружья. По замыслу Ло, монарх отдавал кредитную деятельность в ведение особой “торговой компании, куда один за другим поступали бы все товары королевства”. Тогда, уверял Ло, “весь народ станет народом торговцев, а королевский банк будет снабжать их наличными деньгами и станет вместилищем всей коммерции, торговли и денежного обращения”45.

Ло досконально изучил голландский пример, и империя занимала особое место в его мировидении. Он считал, например, что Франция уделяет недостаточно внимания собственным заморским владениям. И что исправить недочет можно – надо только поручить лично ему заняться торговлей Франции с Луизианой, огромным, но совершенно неразвитым краем, что пересекал американский Средний Запад с юга на север, практически повторяя течение великой Миссисипи и занимая почти четверть площади нынешних Соединенных Штатов. В 1717 году Западная компания (Compagnie d’Occident) получила двадцатипятилетнюю монополию на торговые связи с Луизианой, по сути означавшую переход колонии в ее ведение. Капитал компании составил неслыханные для Франции 100 миллионов ливров. К подписке на акции ценой 500 ливров каждая привлекался и стар и млад, вне зависимости от положения в обществе и национальности. К оплате в несколько приемов принимались злосчастные billets d'etat, чей земной путь на этом заканчивался, уступая дорогу бессрочным рентам (rentes) под 4 % годовых. Список управляющих венчало имя Джона Ло.

Не все приняли Систему Ло с распростертыми объятиями. Прозорливый герцог Сен-Симон заметил: