Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вы бы здесь жить не смогли», – говорит Н.
Не в силах заставить себя взглянуть на него, я молчу. Людоедство, если речь идёт о племенах дикарей, не вызывает у меня никакого ужаса, но Н. не имел права становиться людоедом или хотя бы походить на него, сколь тяжела и горька ни была бы его жизнь. «Нельзя сказать, что он истерик, – думаю я, – ведь он не теряет над собой контроль, но он явно извращенец, а может быть, и сумасшедший». Не я ли слышал от него, что новому бою надо подмешивать в пищу слабительное, чтобы тот, изнурённый, был более восприимчив к дрессировке!
В Млата Бара, маленькой компактной деревушке, населённой язычниками, где над каждым округлым амбарчиком красуется изваяние скорпиона или голова, увенчанная рогами, мы натыкаемся на совершенно голую старуху, похожую на усохшее дерево. Она сидит перед хижиной и наблюдает, как мы блуждаем по пустынной деревне, её глаза уже ничему не удивляются, в них нет вопроса. Тощие руки и ноги унизаны бронзовыми браслетами всех форм и узоров, на шее кольца и ожерелье c непристойными по нашим меркам гри-гри. Приседаю перед ней и, порциями подсыпая ей в подол деньги, снимаю с неё украшения – одно за другим. Она очень довольна. Благодаря её худобе мне удаётся снять даже тяжёлые кованые браслеты, которые на более полной руке остались бы навсегда. Вся деревня, должно быть, на охоте или в полях – нигде никого не видно. Войдя в хижину, у входа которой сидит старуха, вижу лук и колчан, полный отравленных стрел; в другой комнате – четыре деревянных амулета, совершенно древних и запылённых; женщина помоложе соглашается мне всё это продать в отсутствие хозяев. А потом приносит ещё три браслета с неизвестной покойницы.
На земле, меж хижин, спит ещё одно живое существо – старушка, которую я готов счесть самым совершенным созданием, когда-либо мною увиденным. Настоящий скелет, только чёрный. Я её фотографирую.
Минуем пологие каменистые горы, в которых воевал Сумангуру – герой народа бамбара. Это Африка эпосов, о ней я расскажу позже. Всё чаще встречаются женщины с рельефными татуировками – изображениями пальм, ягод, цветов. Чтобы создать такие шрамы, надо либо ввести под кожу яд, либо сделать разрез и зашить в него колдовские травы.
В большой деревне Феркеседугу, расположенной на перекрестье дорог, стоит дворец великого короля Урукумы. Мы не собираемся задерживаться тут надолго, но я всё же решаюсь совершить краткую прогулку в сторону дворцовых владений. Они расположены в центре села, вокруг теснятся хижины. Глинобитные башни, стены, заборы. Трудно понять, где граница территории подданных и как проникнуть во дворец короля. Наконец обнаруживаю, что туда можно попасть из постройки, которая на самом деле является королевской конюшней. Лошади здесь – огромное богатство, поскольку вблизи экватора содержать их трудно.
В конюшне вижу бочки, в которых бродит пшённое и медовое пиво; во дворе красуется белый конь короля – его оглаживает королевская дочь, необыкновенно красивая и статная девушка. Она совсем нагая, и только промеж её ног продёрнуты бусы. Короля, как мне говорят, я повидать не смогу, потому что он болен и спит. Фотографирую испуганную девушку, коня и лестницу, ведущую в королевские покои. Уже собираюсь уйти, и вдруг на ступенях появляется сам король: он узнал, что им интересуется белый человек, и вышел с приветствием. Крупный, импозантный мужчина, бородатый, большеглазый, облачённый в белую шаль с голубым орнаментом. По-французски не может связать двух слов, а переводчиков рядом нет. Мы пожимаем друг другу руки, я делаю фото: король рядом со своим конём, на коне и т. п.
Хижины деревень, которые нам встречаются на пути из Феркеседугу, становятся всё выше и уже, они всё сильнее лепятся друг к другу, а примыкающие к ним узкие скруглённые амбары стоят на сваях. Издалека эти деревни производят впечатление средневековых поселений, увенчанных башенками. В центре поселения располагаются глинобитные дворцы племенной знати. Продолжая свой путь, видим посёлки, хижины которых ограждены общей полукруглой стеной – своеобразная защита от диких зверей. Посреди всего этого – амбары, стойла. Каждое семейство живёт отдельно, словно на острове, окружённом тропической растительностью, пучками зелени и жёлтой саванной.
Деревенские хижины
Над нами парят странные птицы, вслед за которыми, словно мотыльки, летят перья хвостового оперения. Эти хвосты представляют собой перья на невидимых длинных голых стеблях, так что вы сначала даже не догадываетесь, что они принадлежат этим птицам. Возле небольшой речушки, чьи берега утопают в зелени, нагие мокрые татуированные женщины набирают воду в огромные сосуды, покрытые уникальной росписью. Вода течёт по бокам сосудов, по голым женским телам, изукрашенным от лобка до самой груди рельефными татуировками в виде кроны пальмы.
Через саванну на фоне высоких красных муравейников совершенно нагие, без какой бы то ни было одежды, без ожерелий, браслетов, гри-гри, голые, как звери, и столь же прекрасные, пробираются воины. Саванна хлещет их своими травами по пальцам ног и ступням; их головы, свободные от мыслей и грёз, исполнены райским, животным покоем. Чуть дальше колышется пото-пото, – болото, на глади которого цветут лотосы и ненюфары49; девушки и молодые женщины собирают какие-то травы. Небо багрово, оно обрушивается на нас волнами. Цикады неистовствуют. В золотистой зелени трав шмыгают бурые зверьки: то ли ласка, то ли крыса. Пейзаж, прежде чем ему погаснуть, заливает тёмное золото: вечер.
Глава пятая
Мрачная Африка. Король Пебеньяни, песни и танцы в ночи. С чернокожими носильщиками через хищную саванну. Иное волнующее небо над нами.
Вот так мы добираемся в Диауалу. Лагерь, пустые хижины; ночь над деревней. Пока наши негры раскатывают постели, пока повара готовят обед, мы решаем нанести визит королю Пебеньяни. Король Пебеньяни –