Когда врачи ещё могли безнаказанно издеваться над пациентами, вымогать колоссальные бабки и ездили все поголовно в булочную на «Бентли», я работала акушером-гинекологом много-много-многопрофильной больницы. Больница была клинической базой множества кафедр, как и любая мало-мальски пристойная больница. И на тучных нивах сего богоугодного (тогда) заведения паслось множество доцентов. Среди них были даже мало-мальски пристойные клиницисты. Опять же тогда. И вот однажды один из таких доцентов кафедры акушерства и гинекологии вошёл в ординаторскую и ненормальным голосом сказал:

– Она пришла в третий раз!!! – и закурил прямо в раскрытое окно.

– Опять?!!! – хором спросили мы и жадно вдохнули дым. Что позволено Юрию Павловичу, не позволено простым смертным ординаторам, даже старшим. И не потому, что он доцент, а потому, что Клиницист. Доцентов много, а Юрий Павлович такой один.

– Прикиньте! – поднял он левую бровь, прикурив вторую длинную от первой короткой.

– Но…

– Да-да. И я снова спросил: «Зачем?!!»

– А она? – мы исходили на любопытство.

– Смотрит на меня коровьими глазами и мычит: «Так надо, доктор!»

– А вы?

– Не надо! – говорю этой дуре. – Да и не из чего уже, милая вы моя.

– А она?

– Стесняется и краснеет. Маков цвет на закате, ёпт!

– А вы?

– Сказал, что только долгосрочную. А это куда дольше и стоит больше, потому что морока. И ещё сказал, что имею подозрение на непорядок у неё в голове и потому оперировать отказываюсь без заключения психиатра.

– А она?

– Справку мне от психиатрического консилиума в солидном составе из сумочки вытащила. Мол, нормальная на всю голову. Бланк Кащенко. Подписи – именитее некуда. Две печати.

– А вы?

– Столько заломил, думал, как ветром сдует!

– А она?

– Пачку мне от лучших дизайнеров дензнаков из сумочки вытащила.

– А вы?

– Я – человек слабой воли. Долго от денег отказываться не могу. Госпитализирую на хер! Ох, не завидую я тому джигиту, что будет таранить возведённый мной редут.

Юрий Павлович выкинул третий окурок в окно на головы беспечных прохожан и покинул прокуренное не нами помещение ординаторской. Естественно, через две минуты материализовался начмед – и мы получили по самое не балуй за курение в ординаторской. В отместку мы потом пришли в дежурку гинекологии и накурили у Юрия Павловича так, что можно было вешать колун, топор, дрель, скальпель и прочие травматологические оперативные инструменты. Юрий Павлович нисколько не был травмирован и чувствовал себя в этом дыму куда лучше, чем знаменитый ёжик в не менее знаменитом тумане. Доцент даже лошадку не звал. У Юрия Павловича была такая хирургическая интуиция, что он куда более мелкие анатомические образования в куда более плотных и тёмных средах находил. Гений оперативной гинекологии!

Мы все под разной степени благовидности предлогами ходили в отдельную палату поглазеть на невысокую стильную пышку сильно за тридцать, третий раз выходящую замуж за очередное лицо не то кавказской, не то арабской национальности. (Первый неверный русский её не удовлетворил, и она решила быть верной мусульманам до последнего.) А потом – пару раз всей толпой в оперблок, дабы причаститься воочию таинству долгосрочной гименопластики.

Гименопластика – операция, проводимая с целью восстановления целостности девственной плевы. Кратковременная используется в том случае, когда необходимый результат требуется в течение ближайших 7–10 дней. В этом случае участки девственной плевы просто сшиваются между собой. Операция проводится как под местной, так и под общей анестезией. Полноценного заживления, как правило, не происходит, поэтому результат недолговечный. Долгосрочная гименопластика предполагает восстановление целостности девственной плевы за счёт тканей входа во влагалище. Эта операция более сложна по методике, но гарантирует восстановление целостности девственной плевы на неограниченный срок.

Красноярской МУЗ ГКБ № 20

Не так уж и давным-давно в масштабах вечности, когда я всё ещё работала врачом акушером-гинекологом, отечественные женщины отвоевали своё право мучить мужей не только на кухне, в постели и в ИКЕА, а ещё и в родильном зале. А мужья – они же пока всё больше мужчины. А мужчины у нас в стране большей частью какие? Пьющие? Нет! Мужчины у нас кто/что, лишний рот в семье/надиванная приставка к телевизору? Отнюдь! Все русские мужчины могучие, как Илья Муромец, вдумчивые, как Добрыня Никитич, и нежные, как Алёша Попович. И душа у них – по-медицинскому «психо» – трепетная-трепетная, ранимая-ранимая. Не то что у баб – жестокая и безжалостная.

И вот одна такая жестокая и безжалостная баба притащилась на роды с божьим одуванчиком мужского пола под мышкой. Говорила она густым таким басом – даже не говорила, а вещала. А он – шептал драматическим тенором. Странная была парочка, ну да бумаги все в порядке, анализы-мазки и в кассу родильного дома за «партнёрские роды» внесено. Добро пожаловать и после не жалуйтесь!

Санитарка его, родимого, в пижаму и халатик нарядила, шапочку и маску выдала и по самые уши-глаза натянуть велела. А моющиеся тапочки у него с собой были. Правда, акушерка всё равно бахилы наказала надеть. И правильно. Иди знай, когда там он эти моющиеся тапочки последний раз мыл. Бахилы не страшные выдали, а блатные – те, что сейчас в любом автомате при бассейнах за десять рублей купить можно, а в частных стоматологических кабинетах так просто у входа – забесплатно как бы (хотя всё в прайс работ по армированию ротовой полости входит). В общем, славный мужичонка, тихий и послушный.

У бабы – извините, тут это слово в позитивном контексте используется, потому что она была такая баба-баба: кровь с молоком, круп, как у элитного тяжеловоза, таз, как у моделей скульпторов-монументалистов, – всё нормально развивалось. Сперва схватки лёгонькие были – так она только постанывала и своего партнёра субтильного давила, как Никита Кожемяка звериные шкуры. Он синел и, казалось, вот-вот треснет по шву.

– Ты иди покури, родной! – ласково сказала ему санитарка.

– А можно? – спросил он тихо-тихо.

– На улице всё можно.

– Не пущу-у-у! – завыла баба и давай его ещё сильнее давить.

В общем, то да сё – и за собой его по родзалу она мотыляла, и стены им обстукивала, и на пояснице он ей ритмические рисунки отбивал. Как-то он даже сознание потерял. У бабы схватка прошла, она его белую-белую рученьку из своей лапищи выпустила – он и упал, где стоял, даже не пискнул. Вторая акушерка ему давление измерила – 90/60 мм рт. ст. Нашатырь – под нос, по вене – глюкозу с аскорбинкой, в соседнюю предродовую пустующую уложили отдохнуть. Свет выключили. Через час баба его оттуда выдернула и снова-здорово давай мучить.