– Ну что, Лили, ты готова? – спросила она. – Все на месте? Платье, фата, букет, подвязка?

Краска схлынула с лица Лили. Подруга уставилась на нее испуганными глазами, округлившимися, как два блюдца.

– Подвязка… – одними губами прошептала она.

– Где она?

– У Джека…

Кэтрин вздохнула.

– Время еще есть, я успею ее забрать. Никуда без меня, поняла?

Дав ценные указания, Кэт заспешила вниз. Хорошо, что она не стала парковать свой красный феррари далеко от дома. Как чувствовала, что он еще пригодится.

Дом Джека располагался на самом побережье, и добираться туда было без малого полчаса. Кэтрин нервно поглядывала на часы, стоя в пробке, и пристукивала в такт ногой. Куча машин постепенно рассасывалась, и девушка медленно продвигалась вперед.

Пока она ехала к Джеку, телефон надрывался от звонков. Она была нужна всем сразу: повару, который спрашивал, когда подавать закуски; официантам, которым по ошибке привезли обычные галстуки вместо бабочек; оркестру, у которого задерживался скрипач; мисс Корруэл, которой стало плохо с сердцем; кондитерам, перепутавшим цвет крема на торте.

Кэтрин чувствовала, что еще чуть–чуть, и она взорвется.

Я делаю это ради Лили, – напомнила она себе, въезжая на набережную.

Кэтрин отключила телефон, чтобы хоть какое–то время побыть в тишине, и поехала медленней, высматривая номера домов. А зачем? Дом Джека, само собой, был самым шикарным из всех, и воле него стояла куча автомобилей и свадебный лимузин.

Кэтрин припарковалась прямо напротив ворот, заявляя о своем присутствии, и выскочила из машины.

– Катарина! – дорогу ей преградил Джордан с широченной улыбкой на лице.

– Не сейчас, Роберт, – нетерпеливо ответила она продюсеру.

Кэт выслушала уже не один десяток шуточек про отношения между подружкой и шафером, и не собиралась сейчас слушать еще одну. Слава Богу, что ни одна из них не дошла до ушей Алистера.

– Джек наверху. Прощается с холостяцкой жизнью.

Кэт бросила на Роберта подозрительный взгляд.

– Ну а зачем ты еще могла приехать? – развел он руками.

«Прощание с холостяцкой жизнью» – процесс опасный, и Кэтрин от души надеялась, что Роберт пошутил.

Она вошла в дом, отделанный таким количеством стекла и пластика, что он казался прозрачным, взлетела наверх по ступенькам и без стука вошла в единственную распахнутую дверь.

Джек стоял внутри, у окна. В руках его был бокал с виски. В черном костюме с белой сорочкой и бриллиантовыми запонками, белым цветком на лацкане пиджака, он был просто неотразим.

Кэтрин замерла, не в силах отвести глаз от солнечного зайчика, запутавшегося в волосах Джека.

– Подойди ко мне, Разноглазая… – Джек не оборачивался, но шестое чувство ясно сказало ему, кто замер в дверях.

Кэтрин сделала нерешительный шаг вперед. Мягкий ковер приглушал звуки, и Кэтрин приблизилась к Джеку практически вплотную, бесшумно замерев у его плеча. Она нервно сглотнула, разглядывая, как кончики волос на затылке Джека щекочут воротник его рубашки.

– Посмотри в окно.

Кэтрин с трудом отвела взгляд от шеи Джека и уставилась в окно. Вид на океан открывался невероятный.

– Средняя глубина в Тихом океане четыре тысячи метров. Ты знала об этом?

Кэтрин украдкой взглянула на Джека, но ничего не смогла прочесть в его лице. Он смотрел на океан, и в глазах его плескались зеленые волны.

– Нет, – тихо ответила Кэт.

– Я тоже. Нырял как–то раз с аквалангом неподалеку от берега. Вид под водой просто потрясающий. Помню, я подумал тогда, как бы хотел показать тебе эту красоту. Хочешь этого? – Джоунс перевел на нее глаза, и Кэтрин утонула в той неизбывной тоске, что виднелась в самой их глубине.

– Джек… – у Кэт пересохло в горле.

Он взял ее за руки, сжал их и притянул к своей груди.

– Одно твое слово, Кэтрин. Останови это безумие.

Но она не могла этого сделать.

– Я приехала за подвязкой, – прошептала она, опуская ресницы.

Что–то захлопнулось в глазах Джека. Он замер, а затем отстранился. Они замолчали.

Джек сунул руку в карман и вынул оттуда нежную кружевную подвязку, расшитую стразами от Сваровски. Несколько секунд он удивленно разглядывал ее, будто не понимал, что это за предмет и как он оказался в его кармане, а затем протянул ее Кэт.

– Я не хочу на ней жениться, Кэтрин. – Джек отвернулся и вновь уставился в окно.

– Ты должен. Слишком поздно менять решение. – Кэт подумала о собственной свадьбе. Она никому еще не сказала, что Алистер сделал ей предложение.

– А ведь на ее месте могла быть ты, Разноглазая. Ты бы шла под венец в белом платье. С твоего лица я бы откидывал фату. И на твоей ноге красовалась бы эта подвязка.

Джек прошелся по ее ноге таким взглядом, что стало ясно: он только что мысленно снял с нее эту ленточку.

– Джеки… – Кэтрин ласково приложила руку к его щеке, и он накрыл ее своей ладонью.

Она не смогла сказать ему, что тоже выходит замуж. Не смогла взвалить на его плечи двойной груз.

– Джек. Я должна тебе кое–что вернуть.

Кэтрин взяла руку Джека и вложила в нее ключ с крошечным брелочком в виде белого БМВ. Лицо Джека окаменело. Он не проронил ни слова.

Ни одно слово не могло бы преодолеть ту пропасть, которая возникла между ними в тот момент. Но слова были не нужны. Вместо этого она поцеловала его, вложив в свой поцелуй всю нежность, которую только смогла найти в себе.

– Я люблю тебя, Джек…

– И я люблю тебя, Кэтрин!

Она крепко сжала подвязку в руке и тихо вышла, оставив Джека одного, стоящего у окна.

Горло сжалось, к глазам подступали слезы. Кэтрин вылетела из дома, как ошпаренная, и так же молниеносно влетела в свой автомобиль, на ходу крикнув «я очень спешу!». Девушка от души надеялась, что никто не успел заметить ее слез. Это вызвало бы лишние толки. Мир расплывался перед глазами. Кэтрин завела машину, но только отъехав от дома на милю, дала волю слезам. Они лились из глаз против воли, калеча идеальный макияж, но Кэт было плевать на него. Там, в доме, остался Джек. Ее Джек! Джек, который поведет под венец другую девушку! Кэтрин понимала, что возврата назад быть не может, и теперь он всегда будет принадлежать Лили. Она старалась не думать о медовом месяце, что ждал их во Франции, и доме в Монако, куда они собирались переезжать.

Белая дорожная разметка двоилась перед глазами, и девушка практически не различала, где и куда она едет. Грудь разрывалась он невыносимой боли, усиляемой тем чувством, что она сама отказалась от своего счастья, не стала за него бороться, а отдала в чужие руки. Кроме себя винить было некого, да Кэт и не собиралась делать этого. Горькие и болезненные мысли заполняли ее голову, жаля одна больнее другой.