Весь этот арсенал извлекается из обычного дорожного сидора, который стоял в спальне Олега.

— В мое отсутствие, — с презрительной усмешкой сообщает он, кивая на сумку, — никому и в голову не пришло ее обшмонать. Даже не прошлись металлоискателем. Охраннички! Профи!

Он коротко объясняет мне, как обращаться с «Сикемпом». Потом с такого же рода инструктажем — только на этот раз касаемо «Ингрема» и гитары — пытается сунуться к Дине-Ди, но натыкается на такую стену надменного безразличия, что отлетает от нее, как горох.

— Я сама могу тебя поучить, как пользоваться этим железом, — хмыкает Дина и, засылая в патронник патрон, небрежным движением передергивает затвор автомата. — Ты лучше скажи, на хрена надо было городить огород с этой баней, когда куда проще перешмалять пациентов прямо в гостиной?

— Все не так просто, красавицы, — загадочно улыбается Олег. — Когда все это закончится, сегодняшнюю историю еще надо будет преподнести мусорам. А как, скажите, им объяснить, откуда у вас здесь взялось оружие? Да еще и такое? Уж не я ли вам его выдал? — смеется он и выразительно смотрит на свою похудевшую сумку. — Или, может быть, прихватили с собой, когда отправлялись сюда? Не-е-ет, крошки! С зоны вы притаранили только флакон клопомора, а на всякие там «Сикемпы» и «Ингремы» случайно наткнулись уже после того, как поморили в парилке Юру с гостями — вот такую парашу мы подарим легавым. Остается приплюсовать к ней штук десять бачков, и они с радостью примут ее за рабочую. Раздувать сегодняшнюю историю никто не будет. Согласны? Герда? Диана?

Мы обе тупо молчим. Да, признаться, и не собирались мы что-то там объяснять мусорам. Да еще им и что-то максатъ. Мы вообще не намерены с ними больше встречаться. Нам бы на волю. А там хоть трава не расти.

— Вот и приходится расставлять декорации. — Олег собирается продекламировать что-то еще, столь же штампованное и высокопарное. Но вместо этого лишь выплевывает короткое: — Бля!

Потому, что в этот момент у него в кармане вдруг начинает подавать признаки жизни «Моторола». Кому-то из нянек приспичило выяснить, как дела у хозяина.

«Вот он, первый из непредвиденных геморроев! Как же без них, ненаглядных? — болезненно морщусь я. — Стартовый выстрел к открытию гонок с препятствиями, о которых предупреждала Диана. А пятеро жмуриков в бане — это было всего лишь легкой разминкой!»

— Абзац, — бормочет Олег и, отжав с боку рации длинную клавишу, отвечает, словно по телефону: — Алло.

Делать нечего, теперь надо как-то выкручиваться из этого маракеша. Так чтобы не вызвать у секьюрити никаких опасений. Ведь выстоять в открытом противостоянии с ними у нас нет ни единого шанса.

Тамара. 1991 г. Октябрь — декабрь

Ее впервые избили. Притом Светлана Петровна делала это в одиночку. Дядюшка, как ни рвался принять участие в экзекуции, был изгнан супругой в гостиную («Смотри телевизор и ставь примочки!»).

— Раздевайся! — В руке домоправительницы был тонкий пояс от ее кожаного пальто. На красной физиономии выражение полнейшей решимости применить этот пояс совсем не по назначению.

— Я уже переоделась, — попыталась разыграть непонимание Тамара, хотя еще в РУВД уже поняла, что ей предстоит, когда они вернутся домой, и весь обратный путь в машине мучительно обдумывала вопрос, как себя повести, когда толстуха и дядюшка полезут к ней с телесными наказаниями. Безропотно подчиниться и все стерпеть? Пожалуй, это было бы самым разумным. Но как так можно — покорно подставиться под побои и не только не попытаться дать сдачи, но даже не попробовать защититься? С другой стороны, оказать сегодня сопротивление было бы самым глупым из всего, что только можно придумать. Так, может, на время отодвинуть гордость?

Как поступить, она так и не решила. Отступила в угол и изобразила некое подобие боевой стойки «Хацуджу дачи», которой ее обучили в секции по у-шу.

На Светлану Петровну это произвело то же впечатление, что на лисицу вставший столбиком суслик. Ее это даже развеселило.

— Довольно кривляться, придурочная, — ухмыльнулась она. — Не усугубляй наказания! А ну долой всю одежду! Всю вплоть до трусов! Не заставляй меня лично вытряхивать тебя из нее.

Но в самый последний, в самый решающий момент Тамара все-таки сделала выбор: сопротивляться! Пусть сегодня ее забьют до смерти, но без боя она не сдастся! И плевать, что противник в четыре раза тяжелее ее! Хоть один удар она этой жирной свинье нанесет! А там пусть будет что будет!

— Итак, я вижу, ты меня не поняла. — Светлана Петровна шагнула к Тамаре и неуклюже попыталась хлестнуть девочку поясом. Перехватить его не составило труда. А потом, резко дернув это «оружие» на себя, и вовсе выдрать его из лапы не ожидавшей такого дерзкого хода толстухи. Вот только воспользоваться поясом не представлялось возможности — не было пространства для замаха. Что же, не пояс, так другое!

— Ах ты ж сопливая дрянь, — только и успела пробормотать ошарашенная неожиданным сопротивлением домоправительница, как тут же получила ногой в брюхо.

«Май-гири», который Тамара попробовала освоить в секции у-шу, вышел на троечку с минусом и был для Светланы Петровны не страшнее, чем комариный укус для слонихи, но как же было приятно ощутить под ступней ее податливую плоть! Как приятно было увидеть совершенно обалделое выражение у нее на лице! Домоправительница потеряла дар речи. Тамаре показалось, что на какое-то время толстуха утратила и способность двигаться. И вот тут-то она ошиблась. И из-за этого проиграла так удачно начатый бой.

В тот момент, когда девочка попыталась юркнуть к двери, домоправительница вдруг вышла из столбняка и с удивительной ловкостью схватила Тамару за волосы.

— Ну, стерва нахальная! Всё! — К Светлане Петровне вернулся дар речи. А Тамара почувствовала, что еще миг и ее скальпируют.

Толстуха, словно маньячка, начала раздирать на Тамаре одежду. Сначала халатик, потом колготки и трусики почти моментально превратились в мелкие клочья. После чего был пущен в дело кожаный пояс.

Сколько времени домоправительница трудилась над ее спиной и ягодицами, в памяти у девочки не осталось. Трудилась, наверное, до тех пор, пока от усталости не онемела рука. А как же иначе!

Кажется, в какой-то момент, чтобы поглазеть на экзекуцию, в комнатку пробовал сунуться дядюшка, но толстуха шуганула его с такой дикой злобой, что тот поспешил поскорее смыться обратно в гостиную.

А потом Тамара потеряла сознание.

…Она пришла в себя, возможно, от холода. Растерянно огляделась, силясь сообразить, где находится, и вспомнить, что с ней произошло накануне. Абсолютно голая — ни единой тряпицы на теле — Тамара сидела на тоненьком половичке, опираясь спиной об отделанную кафельной плиткой стену. Рядом ободряюще журчал унитаз. А дверь туалета была надежно подперта снаружи. По какой-то удивительной прихоти (неужто из человеколюбия?) ее не оставили здесь в кромешной темноте, и над дверью горела тусклая запыленная лампочка.