У северян всё по-другому. Мы ценим не слова (как гарантию действий), а именно само действие, без которого слова твои пусты и никакого уважения близко не заслуживают. Болтай что угодно, брань на вороту не виснет, и собака брешет, ветер носит.

Уважения, понимания, чести на Севере достойны лишь реальные деяния, а разговоры и случайные фразы (любые, хоть самые правильные и разумные!) вообще ничего не стоят, если по ходу не подкреплены правильным делом. Причём прямо тут и сейчас. Поэтому терпеливо ждут, когда блюдо (то есть месть!) станет холодным. Помните такое выражение?

А вот на Кавказе ждут охлаждения блюда только трусы! Тогда как настоящие храбрецы не дают мерзавцу ни малейшего шанса на спокойный сон, на пустую надежду, что это будет когда-нибудь потом, но ты отдыхай, бро, в ближайшее время ничего не случится, никто не торопится, живи сколько сможешь и так далее. Нет!

Я там служил, я их знаю, они честные в своём понимании люди, поэтому главное – держать слово и не врать им в лицо. А всегда говорить правду не так просто, как кажется.

Мы тут в Пияле, как и в целом в Архангельской области, гораздо более тихие, скромные, незлобивые люди. Но если кто на этом зыбком основании сочтёт нас трусами, тот очень удивится. Северянин медленнее зажигается, но и не гаснет потом годами. Не часами, а именно годами, задумайтесь, представьте, сравните…

К чему я всё это веду? Понятия не имею. Склоняет к размышлению и нервы успокаивает. Всё.

До дома мы добрались на той же тачке, с тем же водилой, примерно часа за два или несколько больше. Вышли в наш двор усталые, вымотанные, но непобеждённые. Стоп, неправильно, но победившие! Вот так-то вот. Ну или примерно как-то так. Не знаю.

Философия тоже не даёт нам ответы на все вопросы, скорее она даже плодит новые. И, честно говоря, любой философ предпочтёт спрашивать, а не отвечать. Ибо ответ по факту несёт хотя бы некую ответственность, а ответственность философа за отвлечённое мышление невозможна в принципе, не так ли? Да, да, да! Они могут болтать что угодно, но ничего вам не должны.

Ну а наша готская, так называемая чёрная философия вообще не считает человека венцом творения. Ему дано лишь эфемерное право выбирать между светом и тьмой, причём выбор в сторону последней всегда предпочтительней, естественней и логичней.

Тьма всегда таинственней, а значит, заведомо интереснее света. Свет не даёт простора фантазии, он показывает все вещи такими, как есть, в то время как темнота самым волшебным образом нереально расширяет рамки нашего мировоззрения. Не верите? Ох, ваше право…

Не буду врать, что мне это жутко важно.

…Анчутка ждал нас с поклонами и накрытым к ужину столом во французском стиле. Готовил он старательно, сервировал тоже, а уж красиво расписывать все поданные блюда умел как никто.

– Сильвупле, мон ами! – раскланивался он, заставляя стол тарелками и кастрюлями. – Прошу отведать луковый суп с гренками и сыром, хлеб с чесноком и маслом, горячий салат с курицей и трюфелями, тушёную говядину по-бургундски с овощами, лионское печенье в сахарной пудре и чёрный кофе по-парижски с коньяком! Миль пардон, месье и мадемуазель, вместо коньяка у нас самогон с малиновым вареньем и ложечкой мёда…

Ну да, кстати, и не спорю, так даже лучше. Коньяк у нас в магазинчике если и бывает, то непонятно чьего разлива. Нечто весьма среднее между армянским-азербайджанским- молдавским-грузинским-российским. Точного производителя не подтвердит ни одна санэпидемстанция, зато и французским его обозначить ни у кого язык не поворачивается.

Обычно продавцы просто пишут «коньяк крепкий» или «коньяк мягкий», то есть либо бьёт как оглоблей по лбу, либо бабам хорошо наливать. Всем всё понятно, всех всё устраивает.

А за то, что эта сволочь не предупредила нас о чёрте, когда мы отправлялись изгонять беса, он всё равно получит по рогам. В смысле по башке. Но потом, поближе к ночи.

За столом больше смеялись. Даша Фруктовая по-прежнему считала, что мы её разводим, фокусник был нормальный, но слился с деньгами, не доведя представление до конца. В больших городах это называется мошенничеством, за это полиция ловит и сажает, а устроить подобный чёс по малым сёлам абсолютно безопасно, пока все опомнятся и заявят, пока от участкового дойдёт до райотдела, пока там почешутся, липовый маг-фокусник-целитель уже будет гастролировать на другом конце нашей необъятной родины.

Короче, в бесов она не поверила. Да – никто, по совести говоря, особо и не надеялся.

Ну а вечером, когда Гесс беззаботно обнюхивал-метил во дворе всё, что с его собачьей точки зрения нуждалось в периодической пометке, я тихо попросил Анчутку выйти со мной. Он прекрасно всё понял. Безрогий бес вышел ко мне совершенно спокойно и даже не пытался оправдываться. Драка была честной, насколько это вообще возможно.

Я врезал ему по зубам, он, не поморщившись, выдержал два удара и только потом дал сдачи. Ну а там мы уже оба постепенно разогрелись. Бились по-простому, на кулаках, тайский бокс и высокие удары ногами в свежем снегу по колено весьма затруднительны. Приёмы самбо и дзюдо тоже не особо, так что чего уж…

Доберман вдохновенно прыгал вокруг нас, захлёбываясь счастливым лаем, лез везде любопытным носом, толкался задом, успешно мешая нам обоим, а попутно ещё изображая третейского судью с коротким хвостом:

– Бей его! Кусь его! И ты его! Вставай, вставай, вставай! А не то я тебя лапкой! Вот тебе, вот! Не любишь собаченек, не обнимаешь, и ты меня не любишь, не кормишь! Кусь вас!

Нас растащили в стороны, когда и бес и я были уже всерьёз изукрашены синяками и кровью. Причём растащил не кто-нибудь, а седая внучка нашего святого батюшки.

– Чё творится, пацаны?! А ну брейк, брейк! Вы из-за меня, что ли? Как петухи, ей-богу…

Мы не спешили ей всё объяснять. Во-первых, никто не мог бы внятно доказать, какое, собственно, я имею право дать в рыло этому подонку, а он точно так же не знал, как показать назойливой седовласке на пальцах, что это наши чисто мужские разборки и не её милому носику стоит быть в любой дырке затычкой. Женщины, вообще, с трудом принимают такие вещи.

– На, снег ко лбу приложи, шишка распухла уже как клизма. – Даша с размаху влепила мне полную горсть снега в лицо и развернулась к Анчутке. – А ты сосульку к глазу, фонарь на весь Лиговский иллюминирует! И ты, бесхвостый маньячина, иди сюда, иди сюда, я тебе говорю!

– А чего? Я не дрался, я смотрел, чтоб всё было по правилам.

– Рефери, значит? Да я тебе сейчас уши бантиком завяжу, секундант горбатый!

Пока мы с бесом сидели на крылечке в снегу и сосульках, вытирающая слёзы курсант Фруктовая, матюкаясь, носилась за нашим уворачивающимся псом, словно ведьма на метле, кидаясь всем, что попадало под руку. Такого праздника у него давно не было.

Кончилось всё веселье явлением святого отца, который, зевая и не деля на правых и виноватых, просто отвесил по воспитательному подзатыльнику всем троим – мне, Анчутке и Гессу. Опустившей голову внучке досталось ладонью по заднице. После чего все вздохнули, покосились друг на друга и преспокойно отправились спать. Отец Пафнутий либо не слышал, как его же пёс разговаривает, либо в общей запарке пропустил это мимо ушей. В обоих случаях париться не стоит, верно?