Всю брачную ночь молодые продрыхли в мастерской у Ани.

Вот они и поженились, однако дальше было еще лохмаче. Находясь в эйфории от сознания, что он сейчас семейный серьезный мужик, Гена нарвал в городской оранжерее красивых цветов и принес их молодой жене в постель. Но потом оказалось, что зря он это сделал, потому что среди прочих цветов букет украшали очень редкие уральские орхидеи, за которые Гене, практически моментально приведенному за хобот в милицию, корячилось до двух лет лишения свободы. Эра ради своего протеже расстаралась и тут: где-то подмазала, где-то поднажала, напомнив, что она сестрица всем известного Шамота, которого вообще-то звали Владилен Васильевич, и Гену простили. За сумму, равную месячному доходу магазина «Эра». И из чувства глубочайшей благодарности Гена начал работать на Эру бесплатно, в счет погашения долга…

Через год, когда долг Гена почти что погасил, Анна получила высшее образование в соответствии с учебным планом, ей выдали диплом об окончании Нижнемогильского государственного педагогического института, и возникла самая главная проблема: чё маме-то говорить? Ведь до сих пор далекая теща Гены пребывала в счастливом незнании. Анюта приезжала на каникулы домой, но о Гене даже не заикалась, да и не до того было. Неприятных холодок прошелся по коже непутевой дочери теперь, когда, хочется того, или не хочется, а придется давать отчет в своих действиях не только себе, но и самому близкому человеку. Да и Гена еще не отработал все деньги, необходимо было пахать еще месяца три. И супруги пришли к такому выводу: Нюра едет в Зарю одна, готовит маму к появлению зятя, а Гена скоренько отрабатывает долг и на крыльях любви прилетает к жене и теще.

На том и порешили.

И вот, с июля по декабрь сего года Ане с Геной пришлось расстаться. Аннушка, вернувшись в Зарю, в срочном порядке бросилась искать работу, ибо мама тунеядства не терпела в принципе, а после — планы, конспекты, то да сё, открытые уроки и методические советы… словом, забыла Аня маму подготовить. И о замужестве рассказать тоже забыла.

А с Геной получилось так. Вдруг в Нижнем Могиле сменилась власть, и тут же была объявлена бескомпромиссная борьба с преступностью, в результате которой Шамот спалился и загремел на нары. Вслед за падением Шамота без надежной «крыши» погорел и магазин его сестры, и Гена как раз по осени оказался на улице, свободный и от внешнего, и от внутреннего долга, однако при этом без гроша в кармане. На перекладных Гена добрался до Сверловска, где через армейских дружбанов находил какие-то разовые заработки аккордного типа, дававшие весьма солидный куш. Однако, за неимением новостей от жены, все средства пропивались. И вскоре Гене обрыдла такая жизнь. Он скопил средств, отбил телеграмму в Зарю: «Буду 25 декабря тчк Гена» и рванул в Зарю, к жене и теще.

Анна телеграмму получила, испугалась, положила в карман — и снова благополучно забыла. Никогда никуда не торопясь, Нюра терпеть не могла принимать скоропалительных решений в частности и решений вообще, рассчитывая, что все решится и без ее участия.

Разрешилось все уже известным нам способом.

Воскресным утром, когда Татьяна Константиновна встала с постели и после зарядки пошла умываться, взору ее предстала пустая гостиная. То есть гостиная без Гены. Диван был собран, подушка, одеяло и простыня аккуратно лежали на столике, а зятя и след простыл.

Татьяна Константиновна почувствовала себя неуютно. Почитай, запугала вчера зятя, в угол загнала. Конечно, сначала она заглянула в комнату к Анне, затем вышла на лестничную клетку: вдруг курить вышел? — и только выскочив на улицу и пять минут простояв под жутким декабрьским ветром, всматриваясь в предрассветные сумерки, Татьяна Константиновна поняла: ушел.

Остро запахло неприятностями.

Аннушка проснулась и вышла на кухню, когда Татьяна Константиновна в дурном настроении нарезала батон.

— Мам, а Гена где? — спросила дочь, не обнаружив своего мужа.

— Не знаю, — раздраженно ответила мама, не глядя на дочь, — работу, наверное, пошел искать.

Ссоры вновь не вышло. В полном молчании позавтракав, женщины разошлись по комнатам. Прямо скажем, что отсутствие скандала атмосферу отнюдь не разрядило. Татьяна Константиновна напряженно думала, где же она допустила ошибку, и никак не могла понять, где именно. За всю свою жизнь, если, конечно, не считать неудачного замужества, Анина мама не допустила ни одной ошибки, а тут вдруг, ни с того ни с сего, какой-то Гена испугался суровой тещи. Да и Аня в результате оказалась таким же таинственным овощем, как и ее муж. Это удивляло Татьяну Константиновну больше всего: уж кого-кого, а свою дочь она знала как облупленную. По крайней мере, до последнего времени.

К обеду Гена по-прежнему пребывал незнамо где. Нюра вошла в мамину комнату и тихо спросила:

— Ма, что ты вчера сказала Гене?

— Ничего особенного, — ответила мама, ничем не выдавая своего волнения.

В глазах Анюты читалось недоверие, и Татьяна Константиновна посчитала возможным частично посвятить ее во вчерашний приватный разговор с Геной:

— Попросила не обижать тебя, вести себя достойно…

— Это правда?

— Правда.

Нюра всхлипнула:

— Тогда почему он ушел? — и слезы хлынули из глаз полноводной рекой.

Мама собрала в кулак всю свою волю и не заревела вслед за дочерью. Вместо этого она сказала:

— Нюришна, мужчины делятся на тех, кто любит, и на тех, кто уходит. Если он ушел — значит, и не любил.

— Может, ты ему не понравилась? — не унималась Аня. — Мамочка, ну зачем ты с ним сразу так строго?..

Татьяна Константиновна хотела было ответить, но Аня даже слушать не стала — убежала в свою комнату.

Но как только панцирная сетка Аннушкиной кровати панически взвизгнула после падения в оную кровать тела, в дверь позвонили. Мама и дочь пришли к финишу одновременно, но отпирать бросилась сама Аня. Руки ее тряслись от волнения, она теребила замок и никак не могла его открыть. В результате мама решительным движением корпуса оттеснила Нюру от двери и дверь открылась.

Разумеется, что это был не Гена, а ожидаемая еще в пятницу Душейко с видеокассетами.

С половины десятого до десяти вечера Татьяна Константиновна и Аня мерзли у автостанции, выглядывая, нет ли среди пассажиров последнего на сегодня автобуса до Западноуральска Гены. Не увидев никого, кто хоть чем-нибудь походил бы на пропавшего мужа и зятя, две одинокие женщины вернулись домой и, не поужинав и не пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.

Всю эту ночь мама не сомкнула глаз, прислушиваясь к звукам, доносящимся из комнаты Ани: как бы девка руки на себя не наложила. Поэтому утром она встала невыспавшаяся, в плохом настроении, с твердым намерением отчитать на работе всех подряд. Татьяна Константиновна обожглась чаем, раскокала блюдце, порезалась осколком и порвала колготки на самом видном месте под коленкой. В самом дурном расположении духа она разбудила дочь на работу, велела приготовить на сегодня что-нибудь на свое усмотрение и выскочила из квартиры. И едва не упала с лестницы, потому что запнулась о спящего на коврике под дверью Гену.