Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незадолго перед этим в Ялте произошло десятое покушение на Руслана Коляка. Любил он Крым и тамошних бандюганов. Если до этого ему удавалось каждый раз выживать, то тут сразу наповал. Думаю, что Рома к покушению не имел отношения. По крайней мере к этому.
Я не любитель кладбищ и видел Ромину могилу только на картинке. Там эпитафия из Надсона[262]: «Пусть роза сорвана, она еще живет, пусть арфа сломана, аккорд еще рыдает». Очень точные слова. Дело живет. Аккорд рыдает. Вместе со страной, с городом, со всеми, кто сегодня в любой точке мира видит, что происходит с Россией.
МАЛЫШЕВ
Александр Малышев[263] сидел в клетке для подсудимых. Зальчик горсуда был крохотный, клетушка узенькая. Крупный Малышев казался со стороны пойманным медведем, ему буквально было не развернуться в тесном пространстве. Но он был спокоен: знал, что отпустят. Мы приехали на чтение приговора с Цеповым — тот финансировал сделку и самолично осуществил занос судье Холодову чемодана с наличкой.
— Старик просил пятьсот, мы предложили сто, сошлись на двух сотнях. Надо же пенсию человеку обеспечить! — Рома был доволен собой и весь на адреналине. Еще бы! Такая блистательная операция! Первый раз в истории новой России бандиты в складчину выкупали лидера одной из самых могущественных некогда рэкетирских бригад из цугундера[264], причем почти открыто. То, что Цепову удалось заключить контракт со стареньким судьей и осуществить всю логистику самолично, придавало ему новый вес в криминально-неформальном мире Санкт-Петербурга. И поднимало ставки, закрепляя за Цеповым статус главного решалы. Рома притащил меня в этот зал, сказав, что я просто обязан осветить в своей программе «историческое решение суда» и что Малышев в камере каждый вечер смотрит мои передачи. Цепов мне помогал, так что отказаться я не мог.
В зальчик вошла секретарша:
— Встать, суд идет!
Грузные братки, лысые, рваноухие, ломоносые боксеры-качки порывисто встали. Откуда-то сбоку из своей каморки вышел нетвердой походкой седенький тщедушный лилипут-судья:
— Именем Российской Федерации. Приговор. Бу-бу-бу… Признать невиновным в преступлениях, предусмотренных статьями Уголовного кодекса. Бу-бу-бу… Освободить. Бу-бу-бу…
Аплодисменты бандитов. Слегка заморенный в камере «Крестов» Александр Иванович улыбался из-за прутьев своей решетки, как обладатель «Оскара» на церемонии, гордо выпятив татуированную грудь из расстегнутой адидасовской куртки. Темный зал старинного особняка, оформленный в духе казенного сталинского большого стиля, гудел. Судья высморкал красный нос в серый платочек, взял папки с дубового стола и заковылял прочь. Конвойные вежливо повели Малышева к выходу, но уже не как самого главного бандита, а как-то с почтением. Братки держали дистанцию, обниматься не лезли. Малышев обнял Цепова. Потом протянул руку мне.
— Спасибо, родные! С меня причитается! Поехали! — скомандовал конвойным ментам. — Скорее домой хочется.
— Такой порядок, — шепнул мне Цепов. — Должны сначала обратно в «Кресты» отвезти, там еще сутки промаринуют, пока приговор не пришлют из канцелярии. Справку выпишут. И вещи выдадут.
Рома объяснял мне процедуру со знанием дела. Сам ведь служил в конвойных войсках, да и принимали его регулярно. И отпускали. Александру Ивановичу Малышеву шили уникальное обвинение.
Первый раз в истории России гангстеру предъявили не какое-то вымогательство в составе организованной группы, не хранение оружия, не граммульку кокаина, а настоящую свежепринятую статью: организация преступного сообщества, создание бандитской группировки. И РУБОП старательно собрал доказательства, показания подельников, несомненные улики. Агентура, внедрение, прослушки, наружка, свидетельства жертв, вот это все… Но шел девяносто пятый год, и РУБОП был всего лишь региональным управлением по борьбе с организованной преступностью. Как часто повторял Рома, глумливо улыбаясь: Региональное управление по борьбе с ПЛОХО организованной преступностью. Он мог вытащить из каталажки любого…
Я спросил его:
— А твой начальник в курсе этого заноса? Ведь как бы подрыв устоев! Выпустить Малышева означает сломать баланс на рынке. Ведь, пока он сидел, тамбовские набрали вес, и теперь даже после ранения Кумарина город практически под ними! (Я имел в виду Путина.)
Цепов снисходительно поцокал языком:
— Все в курсе, конечно! Но так надо. Потому что система сдержек и противовесов. Нельзя допускать монополии. Поэтому контора и воров выпускает досрочно, и Малышева, и создает всякие мутные группы типа той, что у Михо. Ведь если не контролировать, то баланс нарушится. Знаешь ведь, как бывает? Вот в Китае воробьев всех перестреляли, чтобы зерна риса не клевали, — так развелись жучки да гусеницы и все подчистую сожрали. Хищники — санитары леса. Кстати, с Малышевым договорились, он особо активничать не будет в городе. Скорее всего, переедет куда-нибудь, но братва здесь остается — для, так сказать, правильной развесовки балласта в трюме.
Рома выпустил дым колечком. Он был одет в новенький костюм Hugo Boss из дорогущего бутика на Садовой, который принадлежал Малышеву. Рома манерно закатил глаза в потолок машины. Он ездил на подаренной Малышевым красной Volvo 850 с номерами правительственной серии ААА. Этим взглядом Рома любил показывать свою причастность к самым верховным силам в обществе, доступ к тайным пружинам управления.
— А в РУБОП занесли? Ведь столько сил ребята потратили!
— Свои люди — сочтемся! — ухмыльнулся Цепов.
Действительно, у него в «Балтик-Эскорте» главбухом работала (вроде даже до сих пор работает) жена начальника отдела РУБОПа полковника Сергея Уварова. Тогда он, конечно, был то ли майором, то ли вообще капитаном. А потом, уже после