Ворвавшись в казарму, «вампир» обматерил стоявшего на тумбочке узбека и, собрав последние силы, заорал:

– Рота, подъе-е-ем! Тревога!

Через минуту личный состав, давясь от смеха, слушал приказ Колосова. Мытье плаца тряпками, покраска жухлой травы в зеленый цвет перед визитом командующего округом – все это было и уже давно никого не удивляло. Но вот охота на свинью в ночных условиях была поинтереснее, чем то же ночное вождение или ночные стрельбы. Когда же Колосов сказал, что солдаты должны видеть перед собой не свинью, а воображаемого противника, ржать начали даже самые выдержанные. И рота со смехом пошла в атаку. «Так бы и на войне, – подумал Колосов. – Впереди – свиньи империализма, а они идут в бой с улыбками».

Скрестив руки на груди, майор стоял на пригорке, который венчал канализационный люк. С видом прославленного французского военачальника Колосов наблюдал, как сто человек взяли в кольцо вконец изможденное животное и гонят его по направлению к свинарнику. В гуще мелькала белая фигура Васи Клитова с занесенной над головой дубиной…

Операция закончилась плачевно. Имелись потери: четверо воинов были покусаны, и их тут же отправили в санчасть. Люся, чудом выдержав кросс и побои, чуть не отдала душу свиному богу. По пути к месту дислокации она врезалась в баскетбольный щит, который получил значительный крен. Неуправляемой тушей были снесены две скамейки и большой стенд с одним из бессмертных высказываний вождя мирового пролетариата. Но в целом проведенной операцией Колосов был доволен. Клитову он дал распоряжение свинью не забивать до соответствующей проверки животного на предмет бешенства. По мнению «вампира», так могло себя вести только существо психически ненормальное. Поблагодарив личный состав роты за успешно выполненную задачу, «вампир» присел на одну из уцелевших скамеек. Утерев со лба пот, он задумался. Все же не зря ему дали майора. А если бы свинья вырвалась за пределы части и очутилась на станичных улицах? Она же бешеная… А бешеная свинья – это почти что получивший свободу лев или тигр. То есть, со знанием дела организовав операцию по поимке Люсьены, Колосов спас не одну жизнь мирных жителей.

Вернувшись в штаб, он снова позвонил домой. В трубке послышался заспанный голос дочери.

– Ну, заснула мама, Иришенька? Спит, значит… Все спят… И свинья Люся спит, и мама Вера спит, и солдатики тоже спят… Да это я так, про себя, Иришенька. Это я про себя, ольхушечка ты моя листвяная. Ну, все, иду домой. Раз мама спит, иду домой.

Смелый он был, этот майор Колосов. Благо вот до кабины МиГа или Су не добрался, так и закончив службу майором инженерно-строительных войск.

Тан-ки. Тиг-ры

Черные ленты на древках знамен. Траурные нарукавники комсомольских вожаков. По три человека у каждой стенки гроба. В руках – списанные автоматы. На лицах – плакатно-агитационная скорбь. Зачем в актовый зал приволокли гроб? Могли прощание и на улице устроить. Труп выглядел бы не так зловеще. Шелест берез, как символ прощания с Родиной и жизнью.

Гроб разместили на сцене. Рядом малиновая подушка с орденами и медалями. Хорошо отретушированный фотопортрет в траурной рамке. Чуть поодаль – учительский корпус, семья, военные. Дефицитный, серый кримплен, тяжелые слезы.

– …Это был не просто путь военного. Это был путь героя. Героя и скромного человека. Героя и хорошего семьянина. Героя – и души нашей школы. Помню его рассказы…

Директриса переигрывала. Ну, когда это военруки были душой школы? Тем более контуженные. Да и с рассказами у Валерия Спиридоновича царила сплошная беда. Говорил он внятно. Но по слогам – как будто не в классе находился, а на приеме у логопеда. Частенько подполковник сбивался на повторы:

– Пом-ню ата-ку под Курс-ком. Их тан-ки… Их тан-ки… Их тан-ки…

Интерес к атаке пропадал. Обычно Спиридоныча выводили из ступора вопросом.

– А какие танки были, Валерий Спиридонович?

– Тан-ки… Тиг-ры, тиг-ры.

Изредка он устраивал нам праздники-стрельбы в тире. Первыми на маты укладывал девочек. Он так и говорил. По слогам, с расстановкой:

– Де-воч-ки ло-жат-ся на ма-ты, а маль-чи-ки ждут.

Встав на колени, Спиридоныч учил девочек целиться. После стрельб одноклассницы были красными и возбужденными. Нам пострелять, как правило, не удавалось – урок заканчивался.

Закончился и путь Спиридоныча. Зашел, говорят, в подъезд – и умер, не доковыляв до двери семь ступеней.

– …Память о Викторе Спиридоновиче, память о полковнике Ермолаеве будет жить с нами вечно. Она будет в наших сердцах, в сердцах наших детей и внуков, – продолжала директор школы, Вера Станиславовна. Я почему-то вспомнил, что через три дня дискотека, и подумал о неминуемой отмене мероприятия. – Он жил как воин и погиб как в… – с надрывом произносила директриса. И в этот момент ее речь оборвали… Учился в нашей школе Вася Ярыжин, но место Василия было в коррекционной школе. Имевший отношение к горкому отец не мог сгубить блестящую карьеру. Человек, занимающий пост, имеющий членство в партии… Умственно отсталый ребенок оказался в стенах вполне обычного учебного заведения. Иногда у Васи случались припадки во время уроков. Он ложился на спину, бился головой об пол. Инге Слобиной укоротил смоляную косу, которая была ее гордостью. Сереже Малышеву подсыпал в манную кашу мел. Покойного Спиридоныча, как и других учителей, нагло передразнивал.

– …Жил как воин и погиб как воин.

– Ага! Воин со шлюхой в гараже задохнулся! – воскликнул бесноватый Василий.

Безмолвие из траурного превратилось в гнетущее. Вера Станиславовна изошла пунцом, комсомольцы, стоящие у гроба, зашевелились, хоть караулу это делать и запрещено. Растерянность, непонимание, тишина – они всегда рядышком. Смешавшись, этот запал громыхнул.

– Это моя сестра – шлюха?! Ах ты дебил сучий!

Через мгновение Василий лежал в знакомой всем по припадкам позе. Но на этот раз не сам он бился затылком о паркет актового зала. Затылком Васю долбил старшеклассник, которого с трудом и воплями удалось оттащить. Мне показалось, что Спиридоныч приподнялся из гроба и сказал: «Тан-ки… Тиг-ры».

Похороны были откровенно смазаны. Тащиться на погост не хотелось. Поднимался ветер, начал моросить дождик. Какой-то сизой бабушке стало плохо. В обветренный рот запихивали валидол.

– Жена, наверное.

– Наверное. Вроде и похожа, – согласился Димка.

– Дим, а у Василия совсем с головой плохо стало.

– Плохо не плохо, а дурачок наш правду сказал. Спиридоныч с Наташкой Лукиной в гараже заперся и движок включенным оставил. Он от перенапряжения и угарного газа отъехал, а она выбраться сумела.

– То есть умер и вправду как воин. Погиб на любовном фронте! Вот тебе, Димка, и «тиг-ры, тан-ки»… И унесет Спиридоныча Моргана в