признанной поставщицей трюфелей к королевскому столу. Но это было очень рискованное и затратное предприятие. Ах, как меняются приоритеты, когда есть, что терять! Таверна только-только вылезла из нищеты. Начали захаживать клиенты. Все дела требовали моего присутствия, моих решений. Могла ли я все бросить, оставить Бибби и Ханну без совета? Нет!

И я не решалась.

Возможность покорить королевскую кухню отодвигалась все дальше, в перспективу туманного будущего. Я понимала, что на бал к мэру я явлюсь как обычная горожанка, и меня пустят разве что у стенки постоять и посмотреть, как важные горожане пируют и танцуют.

Возможно, я увидела бы и Эвана, флиртующего с какой-нибудь богатой и нарядной девушкой. Может, он даже кружил бы ее в танце. Шептал бы ей милые глупости на ушко. А она смеялась бы и опускала взгляд застенчиво.

От этих картин, то и дело всплывающих перед моими глазами, кровь закипала в жилах и сердце рвалось на куски.

Но сорваться, все бросить, и бежать что-то доказывать Эвану ценой благополучия моей таверны я не могла.

Никогда снова я не стану всем рисковать ради мужчины. Нет.

Я была в ответе не только за себя, но и за тех, кто мне доверил свои жизни. За тех, кто был со мной в трудный час. За малышку Бибби, что трудилась для меня не покладая рук. За Ханну, которая поверила мне.

Это стоило дорогого.

Поэтому я упрятала свою гордость и свою жажду мести поглубже в сердце и занялась насущными проблемами.

Нет, о споре я не забыла. Казалось, я думала о нем каждый миг, жила и дышала им, складывала в памяти каждую крупинку, каждую мелочь, что могла бы мне помочь. Но саму реализацию своего плана я оставила до лучших времен.

А пока нужно было упрочить свое положение.

В моей таверне всегда должно быть светло, тепло и сытно! Никто не должен дрожать перед будущим, все должны быть уверены, что всегда будет кусок хлеба! А значит, надо больше и усерднее трудиться всем на благо!

В помощь Бибби я наняла пару девушек, расторопных, молодых, сильных, симпатичных.

Помня о словах Эвана и о предательстве тех бедняков, которых привечала, я отвергла всякую мысль о том, чтоб нанять кого-то из них.

Нет; достаточно жалеть всех подряд. Мари никто не пожалел! Еще и не упустили возможности нож в спину вонзить, как только представилась такая возможность! Отомстили мне за успешность, из зависти оговорили, надеясь растащить мою таверну по камешку, по бревнышку, паразиты!

Вот и я буду делать то, что выгодно мне, а не то, что шепчет жалостливое сердце.

Девушки должны были не только привлекать новых посетителей своей приветливостью, красотой и добрыми улыбками, но помогать нам с Бибби на кухне. Месить тесто, жарить кур, разливать доброе красное вино, разносить еду, мыть посуду.

Им я тоже пошила платья из зеленого бархата.

Из того самого, который хотела надеть под венец. Не знаю, зачем, но я все еще помнила о Грегори и все еще хотела посмеяться, пусть не в лицо ему, так вслед уходящей о нем памяти.

Ханна тоже обрела пару помощниц, крепких женщин. В их обязанности входила работа потяжелее.

Они носили воду, кипятили ее, отмывали комнаты и зал за посетителями, стирали белье и ухаживали за нашими поросятами, которых Ханна выпросила купить еще.

У фермеров я купила пару стогов золотой соломы, чтоб было что постелить в свинарнике, чтоб поросята наши хорошо перезимовали и не замерзли.

Вместе с соломой мне привезли и с десяток мешков пшеницы. Одной картошки на наше стадо небольшое было б маловато!

— Весной, — пыхтела Ханна, из котла вываливая в корыто хрюкающим поросятам вареное зерно с картофельными очистками, — гусят возьмем. Гуси — птица хорошая, полезная. Это и яйца, и мясо, и пух. Набьем их пухом перины, будем спать как королевы!

— Тебе, Ханна, набьем самую большую, — сердечно пообещала я. — А Бибби сделаем полдюжины подушек в приданое.

— О-о-о, — протянула Ханна. — Бибби мы выдадим замуж за солидного человека! Кроме пуховых подушек, соберем ей в приданое целый зеленый сундучок с медным замком! Закажем у белошвеек самое тонкое и красивое белье, и купим часы с цепочкой, как у важной дамы!

Бибби, слушая нашу болтовню, только краснела.

— Но лучше всего, — сказала я, — научу-ка я Бибби готовить. Чтоб у нее была профессия в руках. Чтоб она всегда могла найти хорошую работу и прокормить себя. Муж мужем, а сама она тоже должна что-то уметь делать. Если умеешь работать, никогда не пропадешь.

— Господа Мари! — вскричала Бибби, прижимая руки к сердцу. — Да какая ж мне работа еще? Я от вас никуда не уйду! Я навсегда с вами!

— Спасибо, Бибби, — ответила я. — Ты самый верный мой дружок. Ты да Ханна. Но жизнь идет, и как знать, что ждет нас завтра. Так что наука тебе моя не помешает. Вдруг ты решишь открыть свое дело?

Мы с Бибби перед зимой потрудились на славу.

Кабанчиков Ханны мы не тронули, еще малы.

А у мясника купили хорошие туши, и в маленькой коптильне развешали на крюках просоленные окорока, разложили на решетках ребрышки с душистыми травами. Ольховая щепа давала хороший дым, сало чуть вскипало под коричневой шкуркой, и запах копченостей сводил с ума.

Наготовили и нажарили мы и домашней колбасы, набив промытые и вычищенные кишочки, насолили в кадушке белого, с красными прослойками мяса, сала с чесноком и перцем.

С этим и зимовать не страшно!

Из голов и ножек сварили холодец и подавали его со жгучим хреном и картофельным пюре забредающим в нашу таверну работягам. Дешево и сытно.

По вечерам в пятницу из печени я жарила тонкие печеночные оладьи и подавала их с пережаренной морковью и луком, сочащимися оранжевым горячим маслом, горожанам побогаче.

В субботу мы пекли пироги с картошкой и продавали каждый за грош, а в воскресенье стряпали… пельмени