Первые шаги за воротами. На пути сотник городовой стражи. Преклонил колено. В глазах же его насмешливое торжество. Предвкушение того, что он блестяще выполнит поручение фарисействующих законников. Взмолился:

— Яви милость. Дочь моя больше года не встает с постели. Расслаблена она. Исцели, молю тебя.

— Ты просишь, не веря в меня! — заговорил Иисус строго и громко, чтобы слышало его как можно больше людей, которые, взбудораженные криками исцеленного, высыпали любопытства ради встречать пророка-чудотворца, назвавшего себя Сыном Человеческим. — И все же я исполню твою просьбу, зная, что после этого ты уверуешь. Пойдем в твой дом.

— Мой дом не достоин твоего посещения. Я — идолопоклонник. Но если ты, Сын Человеческий, благословлен Господом, поступи так, как поступаю я: повелю стражнику, и он исполняет. Если на тебе промысел Господень, повели, и будет исполнено.

Плюнуть на сотника и его расслабленную дочь и растереть, а не слушать оскорбительные речи, но рядом, вот они, — саддукеи и фарисеи, которые на подобный его шаг рассчитывают, чтобы затем ославить его, наречь лжепророком; вокруг — множество народа, тут не до обид. Нужно собрать всю свою волю в единый луч и послать его в дом сотника, к ложу расслабленной девы.

Почувствовал удачу. Встала дева. Тогда он мысленно повелел ей: «Выйди из дома отца своего и приди сюда, пред очи его!»

А сотник уже с нескрываемым сарказмом:

— Господи, яви милость, исцели…

— Я — Сын Человеческий, благословенный Господом, исцелил твою дочь, — сдерживая все более растущую неприязнь к солдафону, тупо исполняющему приказ саддукеев и фарисеев, отвечал спокойно Иисус. — Скоро она поклонится тебе и мне. Тогда и ты, и она, уверуете в меня, а саддукеи и фарисеи будут посрамлены.

Толпа с восторгом встретила дочь сотника Сусанну, спешившую радостно к отцу своему, а когда она приблизилась к нему, сотник громогласно, как привык командовать подчиненными, повелел дочери:

— Облобызай ступни великого, отмеченного Господом, — затем Иисусу, поднявшему Сусанну, которая с великим благоговением начала было исполнять повеление отца: — Я уверовал в тебя всем сердцем. Не осуждай строго мои действия, ибо до сей минуты я был маловером-язычником.

Он преклонил колено перед Иисусом, толпа же, обнажив головы, склонила их ниц. Только расфуфыренные фарисеи и длиннополые саддукеи продолжали стоять с гордо выпяченными животами, словно не на их головы пал позор, а на голову Иисуса.

Иисус же был в полном бессилии, в полном расслаблении, словно отрешен от жизни. Он едва держится на ногах, но опасается только одного, не попросил бы кто еще исцеления. Он не и состоянии сейчас что-либо сделать. Ему нужны хотя бы пара часов, чтобы обрести прежнее состояние духа.

Молчат склоненные головы. Молчат гордо фарисеи с саддукеями. Все, можно идти дальше, чтобы, приняв приглашение уверовавших в него, выбрать из них лучшее — дом семейного ессея, где бы он мог чувствовать себя в полном покое.

Но, расслабленный, он не обратил внимание на то, как переглядывались между собой саддукеи и фарисеи, затем двое из них заторопились протолкнуться сквозь толпу, которая росла, словно тесто на опаре. Наиболее смелые уже просили с поклоном Иисуса разделить с ними стол и кров.

Он медлил с ответом, но вот, наконец, согласился на просьбу одного из приглашенных. Гордый избранник под завистливые взгляды сограждан повелительно так:

— Следуй за мной.

Довольный тем, каким оказалось начало при входе в город, Иисус покорно пошагал за пригласившим его, а толпа в молчаливом почтении двинулась за ними.

Не ждал Иисус новой каверзы и чуть было не опростоволосился. Они миновали торговую площадь, которая, отделив от себя зевак, умножила значительно толпу, следовавшую за Иисусом. Она бурлила, делясь с присоединившимися к ней тем, что произошло у ворот города, а затем при входе в него — очевидцы не стеснялись приукрашивать события, и возгласы восхищения неслись из толпы беспрестанно. И все же эти возгласы не помешали Иисусу уловить одинокий плач, донесшийся справа, из поперечной улицы. Вот горестные стенания были подхвачены плакальщицами, и тоска волнами накатилась на Иисуса и толпу.

— Переждем, — не то посоветовал, не то твердо определил пригласивший Иисуса в дом свой. — Не пристойно переходить дорогу похоронной процессии.

Иисус кивнул согласно.

Он даже не подумал, что это может быть очередная каверза саддукейско-фарисейская. Смерть, по его убеждению, — не предмет для всяческих игр. Когда же процессия начала приближаться, когда неутешный плач матери, потерявшей единственного сына-кормильца стал невыносимым, Иисус понял, что остаться в стороне он просто не сможет, ибо священнослужители и книжники получат тогда право насмехаться над ним, и те успехи, те ростки признания его как проповедника, какие только что появились, засохнут без полива и без должного плодородия земли.

«Не поддамся! Свершу через силу!»

Когда похоронная процессия поравнялась с ним, Иисус поднял руку.

— Остановитесь!

Подошел к гробу, положил ладонь на чело мертвого юноши и почувствовал, как лоб теплеет. Провел к глазам — веки вздрогнули. Тогда он громко возвестил:

— Он будет жить! — затем, уже тише, но с железной твердостью в голосе повелел юноше: — Встань! Утешь матерь свою словом своим!

Свершилось! Толпа возликовала. Мать залилась слезами радости. Иисус же попросил пригласившего его:

— Продолжим путь. Я очень устал и жажду отдохновения.

Ему и впрямь можно было позволить себе полный отдых, ибо он восторжествовал, а саддукеи и фарисеи, роя ему яму, сами оказались в самой глубине. Не вдруг они выкарабкаются из нее. Во всяком случае — в Капернауме.

Триумф. Такого он даже не ждал. Вокруг него — толпы народа. И, главное, не только галилеяне, но много среди уверовавших в него из Иудеи, даже из Самарии, а вражда самаритян и иудеев давнишняя и очень устойчивая. Приходят и приезжают, и далеко не единицы, люди даже из соседних с Израилем стран, приводя или привозя на исцеление немощных. Он не отказывал в исцелении никому, ни израильтянам, верным закону Моисея, избранным Господом, ни идолопоклонникам-многобожникам, за что простой народ превозносил его, а фарисействующие всячески хулили. В иных городах даже настраивали народ против него. В таких случаях он покидал негостеприимный город до лучших времен, вовсе не огорчаясь, ибо за воротами его вновь окружали почитатели и шли за ним толпами, куда бы он ни направлялся.

Многие из почитателей были им исцелены. И даже женщины, которые не только сопровождали его, слушая Живой Глагол Божий, но и служили ему бескорыстно, в благодарность за исцеление и любви ради. Особенно выделялась среди них своей заботливостью, своей любовью Мария Магдалина, которую излечил он от падучей, угнетавшей ее многие годы. Молодая женщина пыла жгучей красоты, огненно-привлекательная, очень похожая на ту нубийку, которая искушала Иисуса в Храме Озириса. При виде Магдалины Иисус вновь испытал то же искушение: ему страстно хотелось прижать к себе статную красавицу, тем более, как он видел, она тоже желала этого и поначалу даже откровенно высказывала это свое желание; но он не мог переступить обета безбрачия, а Магдалина, вскоре понявшая это, изменилась до неузнаваемости, превратившись из влекущей к себе соблазнительницы в заботливую мать.