Вначале за Иисусом неотступно следовали только Сусанна, Мария Магдалина да матери Андрея с Симоном и Иакова с Иоанном, но после одной из его проповедей их прибавилось.

А произошло вот что. Исцелив немощного, Иисус начал обычную свою проповедь о вере в Бога не показно, а внутренне, о вере душой и сердцем, без суеты и показухи, не прося ни о чем Всевышнего, ибо он знает больше о всех нуждах молящегося; и тут один из молодых мужчин, можно сказать, еще юноша, потеснив свою мать, стоявшую впереди него, занял ее место, чтобы лучше видеть и слышать пророка, — Иисус, увидевши это, прервал свою проповедь и после паузы спросил оттолкнувшего свою мать:

— Отчего ты неуважителен к матери своей, родившей тебя и вскормившей грудью своей?

— Но она — женщина, — с недоумением пожал плечами юноша, ибо он по примеру отца своего, по примеру других мужчин относился к женщинам свысока и считал это само собой разумеющимся.

— Много плевел в голове твоей, юный муж. Мать, выносившая в чреве своем дитя, святая для него. Истинно говорю, кто не почитает матери, святейшей после Бога, тот не достоин имени сына. И не только мать почитай, но и женщину, ибо в ней основа божественного творения. Она — средоточие всего доброго и прекрасного. Она — единственный друг и защитник.

Непривычные для мужчин слова, необычные, но не принять их просто нельзя. В них много праведности. Для женщин же они — бальзам на сердца и души их.

При каждом удобное случае Иисус проповедовал уважение к женщинам, дающим жизнь на земле, и среди сопровождающих его число поклонниц росло.

Вот так, переходя из города в город, он с гордостью оценивал свой успех, наслаждаясь им и ища все новые и новые слова для уверовавших в него как в Мессию, хотя сам он ни разу еще не произнес этого слова.

Иисус был бы доволен даже меньшим успехом, когда исцеленные им, послушав еще и еще проповеди, расходились бы по своим городам, разъезжались по своим странам, но то, что исцеленные вместе с родными, которые их приводили и привозили, сопровождали его неделями, разделяя с ним неустроенность страннической жизни, окрыляло его, и он исцелял, он проповедовал, вовсе не жалея себя.

«Верный я нашел путь! Верную определил цель! Верное слово говорю, которое волнует души людские!»

Иисус не ошибался в оценке своей проповеднической деятельности. Исцеляя больных прикосновением рук, а то и одним взглядом, он не требовал от исцеленных и очищенных ни клятв, ни исповедования какой-либо определенной религии — ему нужны были лишь любовь и доверие. Ни пост, ни умерщвление плоти он провозглашает, не всенародное покаяние — он без устали твердит и вселюдно, и в вечерних беседах со своими учениками одно и то же, которое считает главным:

— Царство Небесное внутри нас. Праведник убьет в себе даже желание творить зло. Он станет прощать обиды. Он не поднимет руки на беззащитного. Более того, он станет любить врагов своих.

И люди понимали всю новизну учения нового пророка, которого они все чаще и чаще называли Мессией и принимали его проповеди душой и сердцем. Им казались очень привлекательными его заповеди, что не следует выказывать свою веру через внешнее ритуальное благочиние, которое и благочинием-то не назовешь, просто нужно верить в Единого Всемирного Творца, но не как в Господа, а как в Отца.

Раб или сын — великая в этом разница.

Особенно с жадностью воспринимали они слова Иисуса: «Любите ближнего, как самого себя, и будете совершенны, как совершенен Отец наш Небесный». Неимущие, кто жил на положении полурабов и испытывал постоянное унижение от богатеев и раздобренных, довольных жизнью волхвов, жрецов, служителей синагог, — униженные и оскорбленные мечтали об обществе равноправных перед законами, и вот — Мессия, призывающий к тому самому равноправию, к любви, а не к властолюбию, к идеалам братства и свободы. Как же не станешь его слушать, как же не зауважаешь его?

И еще вот что привлекало: внутренняя жизнь души выше всех внешних действий, невидимое выше видимого, Царство Небесное выше всех благ земных, и человек просто обязан выбирать Бога, а не мамону.

Глядишь, остепенятся богатеи и властолюбцы, послушавшись Живого Глагола Божьего, восприняв душой проповеди Мессии, и жизнь земная тоже станет благополучной, под стать жизни небесной.

Иисус между тем, зная мысли и чаяния простолюдинов, думал не только о Живом Глаголе Божьем, а еще и о том, каким ритуалом отделять того, кто принял со всей ответственностью это слово. Принесением жертв кровавых или бескровных? Но он сам не единожды утверждал, что Великому Творцу не нужны жертвы того, что он отдал человеку в его пользование. Не показные жертвы нужны, а жертвы внутренние, твердая вера во Всевышнего. Молчаливая вера, но твердая, как камень. На таком камне стоять вере вечно. И чем больше размышлял Иисус над всем этим, тем настойчивей пробивалась идея крещения водой или огнем. Именно то крещение, какое совершили над ним в Храме Озириса египетские жрецы.

Осталось лишь твердо определиться: проводить ли оба ритуала, либо избрать один из них.

Колебался Иисус недолго. Остановил свой выбор на крещении водой, ибо знаком был этот ритуал Израилю благодаря Иоанну, которого так и назвали в народе — Креститель. И тогда все сомнения отпали, так как положительного виделось в замысле больше, чем отрицательного. Во-первых, само крещение как бы закрепляет веру человека в то, что проповедует он, Иисус; во-вторых, за ним, Иисусом, потянутся последователи Иоанна Крестителя, которые, в конце концов, примут то новое, что он проповедует: веру в себя, не внешне показную, к какой приучили народ фарисеи, а твердую убежденность, внешне проявляемую лишь в добродетельности. И, наконец, идея равенства и братства станет для них привлекательной.

Иисус решил двинуться вниз по Иордану, в пути же определиться со своими учениками, разложив им все по полочкам.

А дело было в том, что между учениками все чаще возникал разговор о том, кто из них более весомый среди них, иногда переходящий даже в горячие споры. Иисус знал об этих разговорах и спорах, но делал вид, будто ничего особенного не происходит. Он ждал момента, хотя и понимал, что затягивание с разрешением противоречий чревато взрывом. А нужен ли ему сейчас громкий скандал? Не повлияет ли он на его популярность?

Вполне понимал Иисус и истоки разногласий, конечная цель приближения к нему с тем, чтобы занять более высокое место среди двенадцати: он — царь Израиля, они — при нем. Но они еще не знают своей истинной миссии, им, по всему видно, еще не сказано ничего даже намеками, их об этом оповестят позже, и тогда — полное разочарование, а возможно, даже ненависть к нему, Иисусу.

Такая вот назревала драма. Хотя до нее еще не так близко. Иисус, однако, предвидел ее и винил в этом себя одного: зачем было говорить первозванным, что он рода Давидова? Обнадеживать избранных, приглашая следовать за собой, можно, конечно, но рано или поздно необходимо все же открыть им правду.

И еще он хотел, чтобы до того, как узнают они истину о своем предназначении, так привязать к себе, так увлечь Живым Словом Божьим, чтобы они безоглядно продолжали начатое им даже после его искупительной смерти.