там на несколько мгновений. Его горячее дыхание опаляет одну сторону моего лица и заставляет нервно ерзать.

— Некомфортно? — спрашивает он заботливым голосом.

— Это странный способ извиниться, — говорю я, тяжело дыша.

— Странный, — протягивает он. — Я тоже самое хотел сказать тебе. Но это уже не столь важно.

Он сталкивает меня с колен, и я встаю, отвернувшись.

Отсутствие его прикосновений действует так, будто меня окатили из ведра холодной водой. Я сглатываю разочарование и поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Что-то не так?

— Ложись ко мне на колени, — говорит он.

Я отступаю назад и сразу же упираюсь в его руку задней стороной колен.

— Зачем? — спрашиваю я.

— В субботу ты ушла прежде, чем я успел второй раз намазать тебя мазью, — отвечает он. — Я хочу посмотреть на твои синяки.

Настала моя очередь прищурить глаза.

— Заставь меня…

Прежде, чем я успеваю закончить предложение, рука, обвивающая бедра, скользит к пояснице и опрокидывает меня к нему на колени.

— Подними юбку.

Рука дергается к подолу.

— Вы уверенны, что это не наказание?

— Я когда-нибудь врал Вам, мисс Шталь? — спрашивает он тоном, подразумевающим «ну, конечно, врал».

— Возможно, скрывали правду, — говорю я и поднимаю юбку к талии.

Холодный воздух касается кожи ягодиц, все еще более горячих, чем обычно, после субботнего наказания. Мое дыхание становится поверхностным, когда я осознаю, что в таком положении он может сделать со мной все, что захочет. Включая использование линейки.

— Вы уверены, что не хотите утренний минет, сэр? — слова выходят дрожащими.

Та часть меня, которая пришла сюда, движимая праведным негодованием, съеживается, но горячая плоть между ног предательски пульсирует в ожидании его пальцев.

— Всему свое время, — он проводит теплой ладонью по ягодице, и я стону. — Я знаю, что по пятницам у тебя нет лекций до десяти.

Грудь наполняется теплом от того факта, что он следит за моим расписанием на сайте университета.

— Как там синяки?

— Заживают превосходно, — отвечает он, голос стал очень низким. — Но есть несколько недоработанных участков, которые нужно разукрасить.

— Ты не можешь этого сделать, — выпаливаю я. — Мы ведь оба признали, что виноваты.

— Я ничего не признавал, — он сгибает пальцы, хватая меня за зад.

Я шиплю сквозь зубы. И в тот момент, когда мозг регистрирует ощущение как боль, его палец проскальзывает между мокрых складочек.

— Аааах… — я слышу собственный стон.

— Только посмотри, какая ты мокрая, — он двигает пальцем вокруг клитора восхитительно медленно и мои ноги дрожат. — Наслаждаешься этим так же, как я.

Зажмуриваю глаза и закрываю рот. Любое отрицание будет ложью.

Что-то холодное и влажное выливается на кожу ягодиц с хлюпаньем, заставляя вздрогнуть.

— Что это?

— Заживляющий гель, — он начинает втирать его в кожу. — Не помнишь, как я мазал тебя им после шоколадного фондю?

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу и стараюсь не двигаться.

— Имеете в виду момент, когда я слизывала топленый шоколад с вашего члена?

Он тихо посмеивается.

— У меня закончились бананы.

— Очень смешно, — ворчу я сквозь смех. — В конце я была такой сонной, что даже шоколад не смог удержать меня в сознании.

— Ммм… — он делает невероятно медленный круг над клитором, и мои бедра снова предательски дрожат. — Я втисну так много, как только смогу, пока ты не выдохнешься.

Я хочу спросить, что он имеет в виду, как вдруг раздается стук в дверь, и мы оба замираем.

— Залезай под стол, — рычит он, и откатывается на стуле назад.

Ему не нужно повторять дважды. Я забираюсь под стол и сажусь на четвереньках. К счастью, огромная деревянная панель тянется почти до самого пола, поэтому человек, вошедший в кабинет, не заметит меня. Только если не наклонится слишком низко.

Профессор Сегал смотрит, убеждаясь, что я на месте, задвигает стул назад и говорит:

— Войдите.

Его голос звучит так четко и уверенно, что я не могу не подумать, попадал ли он в такую же ситуацию с другими студентками? Потому, что никто не может быть так спокоен перед перспективой быть пойманным.

Шаги раздаются над паркетным полом. Я предполагаю, что посетитель — мужчина.

— Профессор Сегал, — говорит низкий мужской голос. — Вы не могли бы сделать мне одолжение?

Я стискиваю зубы, посылая незваного гостя подальше.

— Какое именно? — профессор спрашивает настороженно.

— Ситуация в больнице усложнилась, — следует тяжелый вздох. — Профессору Экхарту необходимы дополнительные процедуры…

— Что-то серьезное?

— Вероятно, — посетитель снова вздыхает. Я предполагаю, что это доктор Ксандер, который ведет у нас экономику.

Кладу руку на грудь. Бедный профессор Экхарт. Он действительно заботился о своих учениках и не заслужил такой ужасной судьбы.

— Как я могу помочь? — спрашивает профессор Сегал.

— Я должен был вести макроэкономику в десять, но очень хочу быть рядом с ним, когда он проснется.

— Вы хотите, чтобы я провел лекцию вместо Вас?

Доктор Ксандер делает паузу.

— Вы могли бы?

— Какую тему Вы должны были рассказывать сегодня?

— Мариус, я ваш должник, — преподаватель экономики тащит стул по полу, тот скрипит, когда он опускается в него. — Мы дошли до середины фиатных валют и перешли к криптовалюте. Позвольте поделиться своими заметками.

Я проглатываю стон, наклоняю голову и кладу ее на колени профессора. Он постукивает пальцами по моей макушке, заставляя поднять взгляд.

Профессор Сегал пододвигается на стуле, и я оказываюсь зажатой между его раздвинутых ног, а рука, которая до этого лежала у меня на голове, сейчас расстегивает ширинку.

Глава 21

ФЕНИКС

Моя челюсть падает все ниже по мере того, как профессор расстегивает молнию. Доктор Ксандер приступает к обзору лекции, которую намерен пропустить и даже примерно не представляет, что происходит под столом.

Я не слышу ни слова из того, что он говорит, ведь вся концентрация нацелена на руку, подзывающую подвинуться ближе.

В горле пересохло.

Какого черта?

Это ведь не серьезно? Он же не хочет, чтобы я отсосала ему прямо перед его коллегой? Что, если один из нас издаст какой-нибудь звук? А как мы все объясним, если будет пожарная тревога?

Профессор Сегал притопывает ногой.

Потом щелкает пальцами.

— Какие-то трудности? — спрашивает доктор Ксандер.

— Просто кое-что требует особого внимания, — профессор отвечает голосом таким же гладким, как его шелковые боксеры.

Звучит, как сигнал начинать… Или вроде того.

Тепло растекается по низу живота, и пульсация между ног становится сильнее.

Стыд съедает от того, что я завелась от перспективы быть пойманной.

— Придурок, — шепчу я.

Когда я дергаю ширинку, его огромный член выскакивает и бьет меня по щеке будто бы с укором, что пришлось ждать