Юра видел одного из новых друзей Сергея (его, кажется, звали Гена) всего пару раз – это был высокий стройный парень, он брил голову и носил ту самую куртку «металлиста», за которую можно было легко схлопотать от Москаленко-старшего. Кроме того, у Гены был собственный мотоцикл – «японец с прибамбасами», на котором парень вытворял черт знает что, как всамделишный рокер. Юра никогда ему не завидовал – он любил более сильные и красивые машины, чем японский мотоцикл, и знал, что лучшие такие машины делают не где-нибудь на Западе или на Востоке, а у нас, в Советском Союзе, поэтому довольно равнодушно отнесся к появлению Гены во дворе, у детской песочницы. Однако других пацанов заезжий рокер заинтересовал, они столпились вокруг, разглядывая мотоцикл и обмениваясь восхищенными репликами, пришлось подойти и Юре. Гена, собственно, лясы долго точить не собирался – он ждал Сергея, который заскочил домой переодеться и за кассетами. Но перекинуться парой слов всё-таки пришлось. Уже тогда Юра обратил внимание на безмерное высокомерие Гены – далеко не все парни из центральных районов столь явно демонстрировали свое превосходство над «провинциалами». Похоже, новый друг Сергея был из «мажоров», из тех московских парней, у кого родители – «большие шишки», работают в ЦК или в МИДе, имеют доступ в «Березки» и снабжаются по особому кремлевскому списку, о котором в обычных семьях ходили легенды. У «мажоров» было всё, о чем только может мечтать простой московский пацан: любая, самая современная, электроника, модная одежда, мотоциклы, а у некоторых даже – личные автомобили! Они свободно говорили на двух-трех иностранных языках, прекрасно разбирались во всём, что происходит на Западе и, по окончании престижных институтов, намеревались покинуть Родину, осев где-нибудь в дипмиссии или в торгпредстве. «Мажоры» осознавали свое превосходство, а превосходство порождало презрение к тем сверстникам, которые не имели такой возможности – получить всё сразу и без малейших усилий. Многие пацаны завидовали «мажорам», открыто и неприязненно, но Юре, например, было на это наплевать: он выбрал такую стезю, куда «мажоры» не совались, ведь они видели высшей целью своей жизни получение государственной квартирки где-нибудь в Париже или Лондоне, а он собирался получить в свое распоряжение всё необъятное небо. Среди военных летчиков и космонавтов не было места «мажорам» – в этом Юра был абсолютно уверен! Поэтому «прибамбасы» Геннадия не произвели на него того впечатления, на которое они были рассчитаны. А высказывания покоробили.

– Тухлая у вас жизняга, караси, – заявил Гена, цыкнув сквозь зубы. – Бедная. Натуральный отстой.

«Караси» вместо того, чтобы дать «мажору» в зуб, слушали его, раскрыв рты.

– Ты особо не выступай, – не сдержался Юра. – Не на Арбате.

Гена окинул его оценивающим и слегка презрительным взглядом:

– Типа крутой? А на джинсу нормальную предки не накопят?

Юра нахохлился. С джинсами была вечная проблема – нормальные, техасские, появились в продаже, но стоили атомно, стольник. Уговорить отца, который распоряжался бюджетом семьи, на такую покупку было совершенно невозможно – он считал, что штаны должны стоить ровно столько, сколько должны стоить штаны, а потому и Юра, и старший брат Сергей ходили в индийской подделке за двенадцать рублей.

В ответ на реплику Геннадия нужно было сказать что-нибудь резкое, а там вполне могло завязаться и «махалово», но тут вернулся Сергей, и легкая пикировка не получила развития.

Однако «мажора» на мотоцикле Юра запомнил и поэтому не сильно удивился, когда его имя снова прозвучало в негативном контексте. В тот день Сергей поцапался с отцом по-настоящему, и отец избил его до крови. Подобное в семье Москаленко случалось редко – отец распускал руки только по делу, в наказание за большие провинности, мог хлопнуть по уху или сильно толкнуть, но чтобы избить кулаками, чтобы шла кровь из носа, а потом остались синяки – Юра видел отца в такой ярости первый и, к счастью, в последний раз.

Из криков и воплей, которыми сопровождалась стычка и последовавшая за ней моментальная экзекуция, Юра сумел извлечь не слишком много информации. Какие-то пояснения дала затем мать, что-то Москаленко-младший сам сообразил, а в результате получилась стройная, но при этом и достаточно неприглядная картина. Выяснилось, что в клубе «металлистов», который посещал Сергей, не только слушали бронебойную музыку и читали провезенные через таможню рок-журналы, но и баловались «видео». У Гены, как у любого уважающего себя «мажора», был «видик» и кассеты. Смотрели американские боевики, всякие ужастики и даже порнографию – какую-то «Греческую смаковницу» (наверное, от слова «смак»). Поначалу Гена показывал фильмы бесплатно: по-дружески, по-братски, – но когда увидел, что пацаны уже без этого кино жить не могут, как заядлые курильщики без сигарет, решил трясти с них деньги за сеанс. А Сергей, будучи парнем со стороны, стал у него заместо кассира: собирал деньги (по рублю с каждого страждущего) и следил, чтобы за экраном не было халявщиков – за это Гена отстегивал ему пятую часть выручки. В конце концов в подвале «металлистов» появилась милиция, и весь бизнес накрылся медным тазом. Видик и кассеты конфисковали. Против Гены и Сергея возбудили уголовные дела сразу по трем статьям: занятие запрещенными видами индивидуальной трудовой деятельности, изготовление и сбыт порнографических предметов, изготовление или распространение произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости. Обоим, несмотря на то, что «малолетки», светило по три года колонии. Вот за это отец Сергея и побил – испугался за сына по-настоящему, а потому не сумел сдержаться.

Вообще с видеомагнитофонами в Москве творилась полная мура. Их привозили из-за границы, подключали к обычным телевизорам, что было очень даже непросто и требовало определенных навыков. Набирали кассет с западными фильмами через друзей или друзей друзей. А потом – тряслись, ожидая, что вот придут из милиции или КГБ, отберут, арестуют. Венька Бейшан, который знал всё и обо всех и по каждому вопросу имел свое уникальное мнение, рассказывал зловещим полушепотом, что у органов есть специальные машины, которые патрулируют по ночам столицу, перехватывают особое излучение, идущее от «видиков», и точно устанавливают, кто, где и что смотрит. А потом в КГБ решают, где можно (или даже нужно!) провести конфискацию, а где – пусть их.

Юра в эти сказки, конечно, не верил. Завистливых людей всегда хватает, а потому никакая специальная машина с радаром не нужна – позвонят куда надо и всё о соседях расскажут. Но то, что Сергей влез в это дело и попался на уголовщине, напугало Юру не на шутку. Разговаривать с братом было бесполезно – он закрылся в их комнате и не выходил часами, слушал свою «металлическую» музыку. Мать только плакала, а отец возвращался затемно – злой, как черт.

Но эта проблема разрешилась как-то сама собой. Помогло, видимо, высокое положение отца Геннадия. Сначала, как понял Юра из обрывочных объяснений, «череп» Гены попытался представить ситуацию таким образом, что его мажорное чадо попутал именно Сергей: придумал всё это и втянул «доверчивого младенца» в свой преступный бизнес. Оказалось, впрочем, что так просто спрыгнуть с поезда не получится. У Москаленко-старшего тоже имелись связи, и не в ЦК, а в прокуратуре – как же в столице без связей? Пришлось ему поднажать, и «череп» быстро понял, что либо Сергей идет в колонию вместе с Геннадием, либо вообще никто никуда не идет.