с уральской действительностью. Не следует забывать, что к этому времени Вячеславу Шишкову исполнилось 60 лет. И погружаться в новое, неизведанное было бы делом весьма трудным.

Появление в свет романа «Угрюм-река» явилось большим событием в литературной жизни Ленинграда, да и не только Ленинграда. Роман быстро разошелся и был тепло встречен читателями. Разумеется, это было большой вехой и в творческой жизни самого Вячеслава Яковлевича. После сравнительно небольших повестей и рассказов, талантливо отражающих сибирские годы жизни писателя, шутейных рассказов о деревне, повестей «Пейпус-озеро» и «Странники» роман «Угрюм-река» был самым крупным, самым замечательным произведением писателя.

По случаю выхода в свет романа у Вячеслава Яковлевича собрались его близкие друзья. Мне было приятно присутствовать на этом памятном вечере. Здесь, помимо жены Шишкова — Клавдии Михайловны, ее отца, матери и братьев, были Алексей Толстой со своей семьей, Соколов-Микитов с женой, Петров-Водкин с женой. В этот день я последний раз видел Вячеслава Яковлевича.

Вскоре, в этом же 1933 году, когда вышел роман, я был командирован на работу на Дальний Восток. Проезжая несколько раз Сибирь, работая в Верхней Полтавке Амурской области, в Благовещенске и Хабаровске, путешествуя по Дальнему Востоку, я не раз вспоминал Вячеслава Яковлевича. Образ писателя часто возникал в моем воображении при встречах с сибиряками, которые напоминали своей внешностью то героев «Угрюм-реки», то героев сибирских повестей и рассказов. Можно сказать без преувеличения, что я встречал людей, похожих и по характеру и по внешности на Леонтия Бакланова и других героев произведений Вячеслава Шишкова.

«Угрюм-река»

«„Угрюм-река“ — та вещь, ради которой я родился». Эти знаменательные слова самого творца известной эпопеи, до самых глубин охватившей былую, дореволюционную Сибирь, исповедальные слова, не только дают нам право, а и налагают обязанность всмотреться попристальнее в роман Шишкова, чтобы вместе с читателем попытаться проникнуть в тайное тайных этой все еще до конца не постигнутой вещи.

Ведь слова эти не мимоходом брошены Шишковым, нет, они взяты нами из его письма к Константину Федину, написанного в июле 1931 года, то есть в те времена, когда Шишков был весьма популярен, когда он создал многие замечательные произведения. И вот все-таки: «…та вещь, ради которой я родился!»

В первую очередь следует вспомнить, что «Угрюм-река» хотя и с перерывами, но писалась на протяжении 12 лет: с 1920-го по 1932-й[23]. Но ведь это лишь писалась! А по существу, в широчайшем по охвату событий романе воплощено и все то, что видел и слышал, думал и чувствовал сам его создатель в долгие и трудные сибирские годы, изобилующие смертельными опасностями, — годы исследовательской работы.

Нужны ли этому доказательства? Они в прямом смысле неисчислимы. Самоочевидно, что плавание Вячеслава Шишкова по Нижней Тунгуске, едва не окончившееся гибелью, помогло ему воспроизвести столь же страшное путешествие юного Прохора Громова с черкесом Ибрагимом-Оглы.

Ведь этих же героев «Угрюм-реки», обреченных на смерть, как и самого Шишкова, спасают тунгусы.

Автор романа не изменил даже некоторых подлинных имен. В частности, один из героев носит имя Сенкича, как звали проводника-тунгуса, который вывел Шишкова и его спутников из непроходимой тайги. Связана с путешествием Шишкова по Нижней Тунгуске и фамилия Фарков, ею тоже воспользовался автор, работая над романом.

Даже названия таежных деревень — Подволочная, Ербагачево, Ербохомля, — расположенных на берегах Нижней Тунгуски, сохранены в романе.

Что касается фамилии главного героя «Угрюм-реки» — Громова, то в годы пребывания Шишкова в Сибири там процветала известная купеческая фирма Громовых, которая проявляла определенный интерес к Нижней Тунгуске и поручала другу Шишкова, политическому ссыльному Ткаченко, собрать сведения о золотоносных участках в районе Тунгуски.

Как будто с полной уверенностью мы имеем возможность раскрыть «псевдоним»: «Угрюм-река» — это Нижняя Тунгуска. Да, но далеко не во всем. Во многом это Лена. Достаточно сказать, что чудовищный, со множеством жертв расстрел правительственными войсками рабочих на приисках Громова, столь ярко и правдиво изображенный в романе, — это несколько трансформированный Ленский расстрел.

Однако по-разному и в самой различной степени используют писатели это свое высокое право — сочетать подлинно бывшее с творческим вымыслом. Нам кажется, мы с полным основанием можем сопоставить в этом смысле Бунина и Шишкова. В самом деле, Бунин оставил нам поистине жестокую для читателей исповедь о том, как складывались многие из его рассказов. То и дело неожиданные и беспощадные признания, вроде: «…Тут тоже все сплошь выдумано, — кроме того, что я когда-то часто и подолгу жил в Москве, на Арбате в номерах „Столица“… И никак не могу вспомнить, почему, откуда взялась эта странная Муза Граф, никогда подобной не встречал… А Завидовский тоже выдуман, не выдумана только его усадьба, на самом деле принадлежавшая когда-то нашей матери».

Своим подчеркиванием этих бунинских «выдумано», «все сплошь выдумано», «стал выдумывать» и т. п. и т. д. мы ни в малейшей степени не намерены посягать на всеми признанное изобразительное мастерство Бунина. Не о том речь! Но как-то невольно спрашиваешь себя: а не в этой ли декларированной им отрешенности писательского воображения от больших событий заключается трагедия большого художника, в конце концов покинувшего Родину?

Много сил, творческой страсти вложил Вячеслав Шишков в свое любимое произведение. На создание «Угрюм-реки» затрачены годы. В романе слились воедино впечатления и переживания всей жизни автора…

Помните, Петр Громов, разыскивая своего сына Прохора, останавливается в трактире «Тычек». Это название автор перенес из Бежецка, где в юные годы Шишкова существовал такой трактир. Один из жителей села, где жили Громовы, пользовался поговоркой «елеха воха». Оказывается, в Бежецке был чудак человек, который в каждой фразе употреблял «елеха воха». Ему и прозвище дали «Елеха воха».

В первой главе романа дано описание драки между «кутейниками» и «мещанами». «Кутейниками», по словам бежецкого учителя А. Кирсанова, называли учеников духовного училища, а «мещанами» — учеников городского училищ а. Такие бои проходили в городе Бежецке почти каждое зимнее воскресенье. Клич «Кутью бьют!» был позывным кличем для всех озорных мальчишек Бежецка, так же как в романе.

В романе «Емельян Пугачев» мы также встречаем фамилии купцов живших и торговавших в Бежецке: Титов Нил, Арбузов, Постников, Гладышевы. Князья Хилковы — богатые помещики из Сеневой-Дубравы, в окрестных лесах которой бывал на охоте с отцом Вячеслав Яковлевич.

В письме к брату в 1941 году Вячеслав Яковлевич вспоминает: «Я часто представляю картины давно отшумевшего милого детства. Люди, хотя и провинциального масштаба, были ярки по своей индивидуальности. И очень типичны. И Сергей Лукьяныч, и Никандр, и кабатчик из